Черток "Ракеты и люди" кн.3 Содержание


КОСМИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА

В майском постановлении 1959 года создание спутника для фоторазведки ставилось неотложной оборонной задачей. Запуск "с человеком на борту" тогда еще не считался первоочередным, и Министерство обороны по этому поводу вообще никакой инициативы не проявило. Очередность решения той или иной задачи в первые годы космической эры определялась предложениями Совета главных и лично Королевым. "Наверху" эти предложения только корректировали.

По инициативе Главного разведывательного управления Генерального штаба 10 декабря 1959 года было выпущено еще одно постановление, предусматривающее раздельную разработку спутников для решения задач фото- и радиоразведки, навигации и метеорологии. 4 июня 1960 года по настоянию ГРУ ГШ, но с подсказки наших проектантов - энтузиастов фоторазведки - вышло постановление, обязывающее провести летную отработку аппаратуры фото- и радиоразведки.

В отличие от нашей "громкоговорящей" мирной пропаганды и молчащих военных американские стратеги не скрывали, что приоритет в области военного использования космического пространства должен быть отдан системам получения информации. Они разработали спутники "Мидас" - для фоторазведки и "Самос" - для радиоразведки. По отрывочным сведениям, которые доходили до нас, американцы не были удовлетворены первыми результатами и проектировали новые спутники для разведки.

Главным разработчиком фотоаппаратуры для наших будущих разведчиков был определен Красногорский оптико-механический завод. Он имел большой опыт по созданию аппаратуры для аэрофотосъемки. Наши требования предусматривали установку фотоаппаратов в спускаемый аппарат, иллюминатор которого гарантировал герметичность без искажения кадра. Требовалось полностью автоматизировать процесс съемки и протяжки пленки, обеспечить сохранность ее в специальной кассете при спуске на Землю и посадке с ударной перегрузкой до 20 единиц. Первый космический фотоаппарат красногорского завода получил название "Фтор". Это условное наименование так и осталось на последующие годы.

Главный конструктор фотоаппаратов Бешенов и его сотрудники упорно добивались от наших проектантов и конструкторов создания "особых условий" для оптики фотоаппаратов. Одним из самых трудных для нас было требование поддержания температуры объектива с отклонением от заданного значения не более чем на 1°С, а скорость изменения температуры не должна была превышать 0,1°С в
74
час. От незначительной разницы температур на стеклах иллюминатора изменялась их кривизна. Для длиннофокусного объектива фотоаппарата это приводило к искажению изображения.

Мы должны были вводить в фотоаппарат данные о скорости и высоте полета. Они использовались в механизме протягивания пленки для компенсации сдвига изображения. Заданная разрешающая способность снимка могла быть обеспечена только в том случае, если отклонение от заданной скорости компенсационного движения пленки не приводило к смещению "остановленного" изображения более чем на 0,01 мм.

В расчетах и испытаниях на Земле все эти и масса других проблем вроде бы были решены, но что будет в полете?

По командам с Земли предусматривалось управление набором светофильтров, экспозицией, выбор координат начала и конца съемки и числа кадров. Детальная программа управления фотопроцессом по радиолинии закладывалась в "Гранит" - бортовое программно-временное устройство. Над его разработкой в отделе Шустова трудился Исаак Сосновик и Нина Квятковская. Проектанты Евгений Рязанов и Юрий Фрумкин координировали "идеологию" работы "Фтора" с возможностями "Гранита". Предусматривался и вариант оперативной фоторазведки - возможность получать информацию в процессе полета, не ожидая возвращения на Землю спускаемого аппарата, его поисков, извлечения, доставки и проявления пленки. На этот случай был разработан специальный фототелевизионный комплекс "Байкал". Фотопленка непосредственно после съемки тут же на "борту" поступала в проявочное устройство. После проявки, закрепления и сушки кадр за кадром протягивались перед видеокамерой и по телевизионному каналу "Калина" передавались на Землю. Это сложное устройство разрабатывалось НИИ-380 в Ленинграде. Посещая НИИ-380, имевший открытое название Всесоюзный научно-исследовательский институт телевидения ВНИИТ, я встречал очень теплый заинтересованный прием не только потому, что приезжал как богатый и вооруженный постановлениями заказчик. НИИ-380 был наиболее квалифицированной и авторитетной организацией страны в области телевидения. Директора института Игоря Александровича Росселевича и работавших под его началом молодых энтузиастов телевизионной техники не требовалось уговаривать. Они сами стремились вывести телевизионную технику в космос. Первый пилотируемый корабль "Восток" и первый космический разведчик "Зенит-2" были оснащены телевизионной аппаратурой и радиолинией видеопередач с "борта" разработки НИИ-380.
75

"Байкал", занимавший большой объем в спускаемом аппарате, испытатели на полигоне сразу переименовали в ВПК - "банно-прачечный комбинат". И тому были веские основания. При первых же испытаниях из него потекли растворы и пошел пар. Вообще его подготовка к полету доставляла массу хлопот, вызывала упреки и остроты в адрес молодых разработчиков.

Для радиоразведки - обнаружения мест расположения радиолокаторов и исследования возможности подслушивания радиопереговоров - институт № 108, которым в свое время руководил Аксель Берг, разработал сложную радиоаппаратуру, именовавшуюся "Куст". Собранная этим "Кустом" информация записывалась специальным запоминающим устройством, которое должно было быть доставлено на Землю в спускаемом аппарате.

Управлять космическим разведчиком, который назвали "Зенит-2", было куда сложнее, чем "Востоками". Для гарантии попадания в поле зрения фотоаппарата нужных объектов предусматривалась довольно сложная программа управления с Земли по специальной командной радиолинии. По сравнению с "Востоками", "Лунами", "Венерами" и "Марсами", для которых управление осуществлялось с помощью разовых команд и уставок (заданное числовое значение для ограниченного числа параметров), объем информации, которую надо было передавать на борт "Зенита", возрос в десять раз. Каждый сеанс фотографирования требовал своей индивидуальной программы.

Для "Зенитов" в параллель разрабатывались две программно-командные радиолинии: первая в НИИ-648 и вторая в НИИ-10. Опережала разработка Юрия Козко в НИИ-648. Она и оказалась на первых аппаратах.

В течение 1960 года к нам полностью перешла из НИИ-1 вся "команда" Раушенбаха. После значительного усиления этой компании нашими коренными и бывшими грабинскими электронщиками, схемщиками и конструкторами в начале 1961 года в производство уже пошли приборы их разработки, составляющие комплекс управления движением, который назывался "Чайка". Это была "нулевая" "Чайка". Потом для новых объектов появились новые разработки систем управления движением и навигации, которые уже именовались "Чайка-1", "Чайка-2" и т.д. На современных "Союзах" летает уже "Чайка-5".

На "Зените-2" впервые прошли проверку изобретения, которые вошли в последующие "Чайки". Это, прежде всего, ИКВ - инфракрасная вертикаль, от которой, как от печки, начинался танец ориентации, гироорбитант и не всегда надежно заменявшая его система ионной ориентации по курсу.
76

По сравнению с "Востоками" требования к точности ориентации оказались очень высокими. Задел, имевшийся по "Востокам", здесь не помогал. Из коллектива Раушенбаха этими новыми проблемами занимались Токарь, Легостаев, Князев, Бранец, Комарова. Практически в течение всего полета система управления движением должна была поддерживать трехосную ориентацию в орбитальной системе координат. В такой системе одна из осей направлена по местной вертикали, другая - по движению космического аппарата. Отклонение от заданной ориентации более чем на один градус резко снижало качество изображения.

Время активного существования на орбите, исходя из запасов пленки и рабочего тела для ориентации, составляло восемь дней. Обеспечить работу всех систем в течение такого времени можно было только пополняя запасы электроэнергии за счет Солнца. Потребовалась разработка ориентируемых солнечных батарей.

Полная автоматизация всех процессов на "борту" при постоянном контроле с Земли и вмешательстве с помощью программно-командной радиолинии потребовала разработки на новых принципах системы управления бортовым комплексом. Основные идеологи бортового комплекса Карпов и Шевелев, загруженные "Востоками", поручили конкретную разработку двум "братьям-электрикам" Александру и Николаю Петросянам. Не будучи связаны постоянной мелочной опекой руководства, они очень увлеченно трудились и разработали систему централизованного распределения электроэнергии и программно-логического управления всем бортовым комплексом. "Два Петросяна" могли быстро проследить по многолистовой электрической схеме все замысловатые пути-дороги электрических команд и ответить на вопрос: "Что будет, если здесь обрыв, а там "минус" на корпус?"

Возвращение "Зенита" на Землю также отличалось от возвращения "Востоков". Мы не могли надеяться только на солнечную ориентацию, которая для посадки на заданный полигон определялась очень ограниченным числом дат и временем суток. Перед выдачей тормозного импульса ориентировали корабль с помощью ИКВ одной осью на Землю и вокруг нее гироорбитантом разворачивали аппарат так, чтобы сопло двигателя исаевской ТДУ было направлено по вектору орбитальной скорости. После выбора наиболее выгодного в данных сутках посадочного витка на "борт" в зонах связи закладывалась программа, которую затем отрабатывал "Гранит", выдавая все необходимые для ориентации и запуска двигателя команды.

Все процессы на "борту" не только строго регламентировались во времени, но еще должны были быть точно привязаны к наземному
77
времени. Для "Зенита-2" разработали специальные электронные часы высокой точности "Лиана". Их делал в Ленинграде главный конструктор одного из электронных НИИ Бегун. По этому поводу, когда "Лиана" на "борту" капризничала, сыпались шутки, что "Лиана" убежала от Бегуна или отстала от Бегуна.

В создании "Зенита-2" участвовало кроме нас более двадцати организаций, имевших своих главных конструкторов. Были и обиженные.

Рязанский обиделся на меня, а потом жаловался Королеву, что на "Зените-2" не устанавливается аппаратура НИИ-885 для контроля орбиты. Действительно, мы коллегиально приняли решение установить для контроля орбиты ответчик "Рубин", а для передачи телеметрической информации "Трал". И то и другое было разработкой богомоловского ОКБ МЭИ. Королев был раздражен отказами аппаратуры Богомолова на носителях, но Рязанскому ответил:

- Если ты можешь предложить что-либо лучше, я немедленно дам команду "выбросить с борта Богомолова".

Но в это время НИИ-885 ничего предложить еще не мог.

Пилюгин, не получив никаких заданий для "Зенита-2", усмотрел в этом потенциальную угрозу своей монополии на разработку инерциальных систем. Это действительно было так. К тому же очень большая доля работ была передана Виктору Кузнецову, с которым мы научились сотрудничать напрямую в создании систем управления движением. Эскизный проект "Зенита-2" оформлялся, обсуждался и утверждался в зазоре между полетами Гагарина и Титова. Рабочие чертежи всей конструкции и приборов были запущены в производство еще до утверждения эскизного проекта.

Вернувшись с полигона в августе после полета Титова, я обнаружил, что Турков, получив мощный разнос от Королева, передает в КИС - контрольно-испытательную станцию - для испытаний весь аппарат, не дожидаясь окончания его комплектации.

Только в КИСе, соединив все приборы сотнями кабелей в единую систему, мы поняли: клятвы самых надежных электриков, что все схемы на бумаге десятки раз просмотрены и независимыми контролерами проверены, не должны успокаивать. Первое же включение в КИСе показало такое количество ошибок и совершенно немыслимых схемных завязок, что возникло желание начать проектирование сначала. Но эту мысль отбросили и стали прорываться через лес собственных ошибок дальше.

Наскоро доиспытав "Зенит-2" в КИСе, Турков отправил его на техническую позицию (ТП) в Тюратам. Получив от Королева команду быть техническим руководителем испытаний на ТП, я отправил на полигон ведущего конструктора Бориса Рублева, а сам
78
задержался, чтобы проследить за вылетом всех участников работ своих и смежных организаций.

В качестве главного представителя по конструкции корабля Королев направил на полигон Павла Цыбина. Решение о передаче всей дальнейшей работы по "зенитной" тематике в Куйбышев еще не созрело, и по различным признакам нам казалось, что СП намерен назначить Цыбина главным конструктором "Зенитов" на тот случай, если эта тематика останется у нас надолго.

На ТП я прилетел в холодный пасмурный субботний день 11 ноября и поселился в обжитом "третьем" домике. На следующий день, несмотря на воскресенье, в МИКе уже начинался цикл так называемых "проверочных включений" и "частных программ".

Только здесь мы обнаружили, сколько всякого электрического "мусора" в виде всевозможных помех бродит по общим шинам питания. С радиопередатчиков "Трала" помехи проникали на вход приемников командной радиолинии (КРЛ) и забивали прохождение команд. Разработчик командной радиолинии Юрий Козко из НИИ-648 с Михаилом Новиковым из ОКБ МЭИ наладили исследование взаимовлияния систем двухлучевым электронным осциллографом и экспериментировали с разными фильтрами. Башкин убедил, что надо менять усилитель в ионной системе. В программнике "Ритм" Казначеев нашел монтажную ошибку. В передатчике КРЛ -"минус" сидел на "корпусе". "Лиана" кроме меток точного времени выдавала в сеть электропитания какие-то необъяснимые помехи. У приборов инфракрасной вертикали истек гарантийный срок и требовалась полная перепроверка для допуска в полет. "Байкал" влиял на "Куст"... и так далее. Мой блокнот заполнялся за сутки десятками замечаний. 19 ноября началось просветление: "Байкал" введен в норму доработкой "Калины", у "Лианы" помехи исчезли после установки проходных конденсаторов. Перепаяли десятки кабелей для устранения ошибок, собрали воедино всю электрическую схему и тронулись дальше.

21 ноября начали циклы комплексных испытаний. За двое суток еще нахватали десятки замечаний, опять обнаружили приборы, требовавшие доработки или замены. К утру 25 ноября собрали и закрыли приборный отсек, переправили весь объект на деревянную вышку, чтобы посторонний металл не влиял на настройку антенн.

В самый напряженный период подготовки к пуску "Зенита-2" к нам на полигон поступило сообщение о предстоящем смотре ракетно-космических достижений самим министром обороны Маршалом Советского Союза Родионом Яковлевичем Малиновским. В 1956 - 1957 годах он был Главнокомандующим Сухопутными войсками. В военных кругах говорили, что он не честолюбив и отнюдь
79
не стремится стать министром обороны ядерной сверхдержавы. Тем не менее в конце 1957 года по инициативе Хрущева его кандидатура была утверждена на этот высокий пост. Пришло время Малиновскому осваивать ракетно-космическую технику.

Осенью 1961 года по полигону пронесся слух, что Малиновский будет сопровождать Никиту Сергеевича, но вскоре выяснилось, что Хрущев не приедет. В связи с высочайшим визитом почти все офицеры и солдаты были сняты с испытательных работ и брошены на аврал по наведению чистоты и порядка. Я в тот период отвечал за сроки и качество подготовки "Зенита" и пытался протестовать против отвлечения людей, высказав свое возмущение председателю Госкомиссии Керимову и начальнику 1-го управления полигона полковнику Кириллову.

Керимов, улыбаясь, ответил, что командованию полигона "своя рубашка ближе" и его все равно не послушают. Кириллов не упустил случая прочесть мне нравоучение: "Вы, штатские, своих министров уважаете, но не боитесь. Обидит один - пойдете работать к другому на еще более выгодных условиях. У ваших министров власть над людьми в основном моральная. У нас, военных, совсем другое дело. В армии власть министра обороны проявляется в чистом и неприкрытом виде. За грязь на дороге и непорядок в казарме - выгонит без всякого согласования и даже с выселением из военного городка. Мы можем не уважать начальство, презирать его, но бояться просто обязаны".

Королев готовился прилететь на полигон в расчете, что там появится Хрущев. Когда выяснилось, что прилетит только Малиновский, он отправил туда Мишина с поручением организовать в МИКе выставку наших достижений и перспективных разработок. Мне СП позвонил, приказал всячески помогать Мишину в организации и не уклоняться от встречи с маршалом.

Дня за три до высокого визита прилетели личный повар и обслуга, которая готовила столовую на 10-й площадке, где была резиденция маршала, и нашу столовую "люкс" главных конструкторов на "двойке".

Малиновский прилетел вечером 27 ноября вместе с Главкомом РВСН маршалом Москаленко. Встречавшие их начальник полигона Захаров и начальник ГУРВО Смирницкий уговаривали поехать отдохнуть. Однако, вопреки ожиданиям, шестидесятилетний маршал отказался отдыхать и потребовал, чтобы ему показали пуск принятой на вооружение межконтинентальной ракеты Р-7А (8К74). Пуск готовили уже три дня на 31-й площадке. Все шло хорошо, пока по тридцатиминутной готовности не появилась кавалькада машин, сопровождавшая министра обороны.
80

Мишин в это время был на 31-й для представительства от Главного конструктора. Я остался на "двойке" и ретранслировал Королеву по ВЧ-связи в Подлипки доклады со старта.

Малиновскому объяснили, что готовность 20 минут. К ракете он близко не подходил - ушел в специально отрытый укрепленный чистый окоп на вершине продуваемого ледяным ветром холма. Сразу начались "бобы", хорошо известные как проявление "визит-эффекта". Колодка с клапанами подпитки жидким кислородом была установлена с перекосом, и появилась течь кислорода. Объявили задержку на 30 минут. Когда дошло до отвода ферм, по недосмотру порвали кабель указателя наполнения баков. Снова объявили задержку, теперь уже на один час! Королев, услышав об этом, просил меня передать: "Кислород слить! Отметить безобразную работу команды! Кабель заменить!"

Маршал мерз в своей щели уже два часа. Он возмутился и сказал: "У вас положена двенадцатичасовая готовность. Вы потратили уже трое суток. Сейчас 23 часа. Вот завтра в 11.00 и работайте!"

На обратном пути хотели его завести перекусить в нашу столовую, где был сервирован ужин, который мог сделать честь лучшим столичным ресторанам. Малиновский от ужина на "двойке" отказался и уехал в свою резиденцию, предупредив, что рано утром будет на 41-й площадке, где готовился пуск янгелевской Р-16.- Но полоса невезения накрыла также и стартовую позицию Янгеля. Ампульные бортовые батареи давали пониженное напряжение, и требовалась их замена. Пуск был отложен на несколько часов.

Разозлившись, Малиновский приказал руководителям полигона и начальникам управлений остаться на 41-й и 31-й площадках для контроля за подготовкой пусков. Обещал вскоре вернуться и проверить, а сам в сопровождении Москаленко поехал к нам смотреть первую площадку, выставку в МИКе и старт Р-9.

На первой площадке Малиновский подошел к обрыву газоотводного оврага. Тяжело оперся о перила, спросил Москаленко:

- Докуда долетают газы?

Маршал Москаленко не знал, что ответить. Один из сотрудников Бармина, оказавшийся рядом, не растерялся:

- Вон до той зарубки, Родион Яковлевич.

Министр обороны недовольно посмотрел вокруг:

- Почему ответил случайный гражданский, а не офицер?

Для показа вывезли на старт трехступенчатый носитель 8К72 с "Востоком" № 5 и продемонстрировали его установку в стартовое устройство. Хотели показать кого-то из будущих космонавтов в скафандре - репетировали доклад по этому "экспонату" дня три. Но Малиновский только сказал:
81

- Зачем на морозе столько хлопот?

Не задержавшись, не поблагодарив, сел в машину, чтобы спуститься к расположенной ниже стартовой площадке Р-9. Мишин только-только успел его там встретить и начать доклад с объяснением, какая это хорошая будущая межконтинентальная ракета и что такое переохлажденный кислород, как Малиновский перебил его доклад:

- Генерал-полковник Иванов у вас был, во всем разобрался и мне доложил. Не тратьте времени. Мне все докладывали.

Пуск Р-9 отложили, а министр обороны уехал на базу военных строителей. Там, когда были спешно собраны и построены все наличные солдаты, он задал неожиданный вопрос:

- Солдаты! Вы целинники, добровольцы. Как вам здесь работается?

Солдаты смяли строй и обступили министра тесной толпой, посыпались жалобы. Сопровождавшие с трудом выручили маршала и увезли его снова на янгелевскую "сорок первую". Там выяснилось, что сегодня пуск отменяется. Нужны еще сутки на подготовку и устранение замечаний.

- Обосрались, - в сердцах сказал Малиновский. - Если у вас так, что же творится в строевых частях? Ты куда смотришь, Кирилл Семенович?

Этот вопрос был адресован главкому Москаленко. Но что мог ответить сугубо сухопутный маршал? Договорились, что завтра произведут два пуска: Р-16 с 41-й в 10.00 и через час 8К74 с 31-й.

29 ноября морозным хмурым утром на 41-й опять задержка. Малиновский переезжает на 31-ю. На этот раз наша "семерка" и наземный боевой расчет не подвели. Сработали четко. Полет прошел нормально. Желая угодить высокому гостю, местное командование перестаралось. Во время полета связь сделали настолько громкой, что ближайшие окрестности оглашались не только сведениями о ходе полета, но и совершенно секретными тактико-техническими данными.

- Вы бы еще иностранцев пригласили на спектакль. Вам только космонавтов пускать, а не боевые ракеты.

После удачного пуска "семьдесят четвертой" на площадке был построен боевой расчет. По традиции полагалось коротко доложить о результатах пуска и получить благодарность командования - такой порядок завел Неделин и его продолжили при Москаленко.

Строй напряженно ждал хотя бы двух-трех слов от министра обороны. Однако Малиновский, насупившись, зашагал не вдоль фронта, перед которым вытянулся готовый рапортовать полковник, а позади строя. Последовала команда "Кругом!". Теперь Малиновский
82
оказался перед фронтом строя. Но он продолжал медленно шагать к стоянке автомашин, не поднимая опущенной головы. Команды "Разойдись!" не последовало, тем не менее строй разошелся самовольно. Оскорбленные офицеры с недоумением смотрели вслед уехавшим маршалам.

Неунывающий Анатолий Кириллов приободрил загрустивших офицеров стартовой команды:

- Самое приятное зрелище на любом военном смотре - пыль из-под колес уезжающего начальства. Это справедливо и для смотра ракетной техники.

После этого первого удачного пуска Малиновский приехал сразу к нам в МИК. Из встречавших военных самым старшим оказался заместитель Кириллова полковник Бобылев. Вытянувшись по форме, он начал доклад:

- Товарищ Маршал Советского Союза! Это монтажно-испытательный корпус. Здесь производится подготовка...

Дальнейшее красноречие рапортующего маршал остановил, махнув рукой:

- Я и без тебя вижу, что это такое. Меня уже совсем за дурака считаете. Лучше скажи, где здесь уборная.

Полковник сник, но покорно повел маршала к уборной, которую предусмотрительно уже третьи сутки грудью защищал от посторонних специально приставленный лейтенант.

Облегчившись, министр подошел к развешанным плакатам, явно не желая смотреть и слушать. Мишин, не обращая внимания на такое поведение высокого гостя, перешел в атаку и начал громко, убедительно докладывать о глобальной ракете:

- Через два-три года обычные ракеты будут неэффективны. Только наша глобальная, создаваемая на базе Р-9, способна будет решать любые задачи. У американцев подобной разработки еще нет.

При этих словах Малиновский, казалось, вышел из угнетенного состояния, насторожился и начал слушать. Наблюдая за ним, я решил, что он устал или нездоров и ему трудно в маршальской шинели и папахе стоять и слушать доклад по механике полета новой ракеты.

У стендов с плакатами мы заранее поставили столы и стулья, рассчитывая, что оба пожилых маршала присядут отдохнуть и будут внимательно слушать доклады, утоляя жажду минеральной водой. Даже вешалку с плечиками для шинелей не забыли.

Но Малиновский не разделся и не присел. Это была своего рода демонстрация недовольства не только настоящим, но и перспективой ракетной техники. Однако во время доклада он задал два вопроса: зачем три ступени и где упадут две первые? Потом спросил, почему третью ступень надо тормозить, где и каким образом.
83
Мишин объяснил очень доходчиво, и маршал, казалось, понял. На плакатах были изображены также объекты "Десна" и "Долина" - будущие шахтные позиционные районы стартовых ракетных комплексов Р-9. Только я начал со всем красноречием рассказывать о космическом разведчике "Зенит", как подошедший адъютант доложил, что на "сорок первой" объявлена часовая готовность и пора ехать туда на пуск Р-16.

В ответ Малиновский зло бросил:

- Ничего, у них еще часа на два задержка будет, потом опять отменят.

Я даже успел рассказать о фотооборудовании и неожиданно получил вопрос:

- А фокус в полете меняете?

"Зенит" и рассказ о его перспективах явно понравились. Но когда я сказал, что мы способны обнаружить концентрацию и передвижение бронетанковых соединений, министр обороны резонно заметил:

- Пока вы проявите пленку, разберетесь, где свои, где чужие, пока доложите, танки уже далеко уйдут.

Он был прав. С тех пор прошло более трех десятков лет. Наша телевизионная техника позволяет передавать данные разведки прямо из космоса в реальном масштабе времени, без возврата на Землю кассеты с фотопленкой.

От "Зенита" снова вернули маршала к лежащей на транспортной тележке Р-9. Показывая на сопла двигателя, он спросил:

- Вот здесь и горит?

Мишин подтвердил, но не преминул сказать, что горит выше, в камере, а через эти сопла вылетают газы - продукты сгорания.

- Почему новый мотор взяли? Вот, рядом, проверенный. Глушко мне говорил, что очень надежный мотор.

Тут маршал показал на лежащий рядом для сравнения пакет 8К74. Видимо, утренний пуск этой машины произвел свое действие. Не дожидаясь конца длинного ответа Мишина, маршал, впервые улыбнувшись, поблагодарил, пожал всем руки:

- Вы ведь остаетесь. А вы, военная интеллигенция? Или там другой главный конструктор и тот пуск вас не касается?

Наконец, после многих перепроверок пуск Р-16 тоже прошел нормально. Учитывая опыт предыдущего пуска на 31-й, во избежание конфуза здесь решили построение расчета не проводить.

Получив сообщение об удачном пуске Р-16, мы отправились в столовую. Должен же маршал после двух таких трудных дней проверить и работу "маршальской" столовой. Утром во время завтрака нас предупредили, что обед, если заедет маршал, будет особый.
84

Несмотря на такую моральную подготовку, мы были потрясены. Перед каждым прибором в корочке кожаного переплета лежало меню. Мы читали его, как сказку: "Икра кетовая зернистая, севрюга заливная, усач холодного копчения, балык осетровый, спинка кетовая с лимоном, шпроты с лимоном, крабы с горошком под майонезом, ростбиф, ветчина с хреном, салат столичный из кур, грибы с луком, редиска в сметане, творог, сметана, борщ московский, лапша домашняя, суп с севрюгой, судак по-польски, поджарка из телятины, курица отварная, лангет с жареным картофелем и огурцом, котлеты по-киевски, блинчики с вареньем, блинчики со сметаной, кофе черный, кофе с молоком, чай с лимоном, чай с вареньем". Фрукты -апельсины, яблоки, виноград - громоздились в хрустальных вазах на столе. Минеральные напитки были всяких сортов, включая лечебные "Ессентуки".

Мы начали соревнование на число опробованных блюд. Кто-то высказал сожаление, что в меню не включены некоторые полезные для нашей деятельности компоненты.

- При маршале - ни-ни! У нас строжайший сухой закон на эти дни, - предупредил офицер военторга.

Маршал Малиновский так и не удостоил нашу столовую своим посещением.

Я старался отдать должное самьм привлекательным закускам и блюдам "про запас", но так и не смог израсходовать на "все про все" более трех рублей. Кто-то похвалился, что съел на целую пятерку. Цены были действительно по теперешним временам фантастические: эталоном служила цена самой дорогой закуски - зернистой икры. Порция, вполне приличная по объему, стоила всего 47 копеек.

После такого обеда ужинать было невозможно. Мы явились в столовую только на следующий день для завтрака. Сказочное великолепие исчезло. Нас встретили не московские красавицы, а давно знакомые официантки. Тем не менее мы сочли, что усиленное питание последних двух дней явилось хорошей компенсацией за треволнения в связи со смотром.

Перебирая свой архив, я обнаружил пожелтевший документ, который при ближайшем изучении оказался меню на 29.11.61 года столовой № 5 "люкс" 2-й площадки. Меню в качестве сувенира было похищено мною тридцать шесть лет назад. Мои более молодые товарищи сочли, что документ представляет большую историческую ценность, благо он заверен подписями завстоловой, калькулятором и завпроизводством.

Отлет маршала Малиновского не принес облегчения испытателям. Пришлось разбирать приборный отсек, чтобы заменить отказавшее
85
запоминающее устройство (ЗУ), искать обрыв в температурном датчике и устранять еще пять каких-то замечаний.

Устранили, собрали - снова подключили к испытательным пультам. Пока "чикаются" с приборным отсеком, шар спускаемого аппарата отправляем в барокамеру.

3 декабря наконец стыкуем и впервые собираем полностью весь разведывательный корабль. Начинаем включать системы после сборки и убеждаемся в катастрофическом падении мощности передатчика КРЛ. Опять начинается разборка, замена и повторение испытаний в барокамере.

8 декабря закончены все повторные испытания, перепайки и замены. Пристыковали и подсоединили ТДУ - тормозную двигательную установку. Заправили азотом баллоны "Чайки".

Председателя Госкомиссии по "Зениту-2" генерала Керимова я знал уже давно. В чине капитана он был моим подчиненным в институте "Рабе" в 1945 году. Мы с ним легко нашли общий язык, тем более что никакого более высокого начальства, способного забить клин между нами, на полигоне в это время не было.

"Подбив бабки" на очень спокойной Госкомиссии, мы назначили пуск на 11 декабря.

В этот день с утра стоял сильный и редкий для этих мест туман. От бункера не видна находящаяся в 150 метрах стартовая позиция. Перископы бесполезны. Вся надежда на информацию от Аркадия Осташева, которого отправили на первый измерительный пункт (ИП) с поручением приставить к каждой телеметрической трубке по "четыре глаза" и обо всем докладывать нам в бункер "в реальном времени".

В 12 часов 40 минут окружавший перископы туман загрохотал и из серого стал розовьм. Старт прошел нормально.

С напряжением слушаем доклады от НИПов - наземных измерительных пунктов. Первый уже доложил, что все прошло нормально. Вошли в связь Енисейск и Сарышаган. Включился и работает двигатель третьей ступени. Теперь бы только дотянуть до 690-й секунды, там по расчету должно пройти отделение.

На 410-й секунде спокойный уверенный голос Осташева сорвался почти на крик:

- Падение давления в камере!

- Давление на нуле!

Две секунды напряженной тишины. Бункер, набитый испытателями и разработчиками, замер.

И уже не оставляющий никаких надежд доклад:

- Прием по всем средствам прекращен.
86

Столько вложено труда и столько надежд было связано с этим первым космическим разведчиком, а подвела нас все та же "семерка" с индексом 8А92, которой мы доверяем жизни космонавтов. Отдаем обычные команды о срочной доставке в МИК и проявке траловских пленок. Москве надо будет немедленно докладывать причины аварии на блоке "Е". Молчаливая толчея у выхода на поверхность. Передо мной по ступеням медленно поднимается Николай Петросян. У самого выхода из бункера он закрыл лицо руками и, прислонившись к холодной бетонной стенке, по-настоящему зарыдал. Его никто не утешает.

Через три часа услышали результаты анализа пленок. Прогорели "штаны" - газопроводы от газогенератора к ТНА. Тяга упала, ступень потеряла управляемость, сработал концевой контакт АВД -аварийного выключения двигателя. Этот сигнал передался на борт объекта. Там его приняла и проанализировала система АПО - аварийного подрыва объекта. Приземление вне разрешенной территории по заложенной логике запрещено. АПО исправно сработало, и наш первый космический разведчик самоуничтожился взрывом трех килограммов тротила. Удовлетворение получили только разработчики системы АПО. С первого же раза подтверждена ее безотказность.

Разговор по ВЧ с Королевым оказался очень тяжелым. Авария была двойным ударом: во-первых, потеря нового объекта и, во-вторых, подрыв уверенности в надежности носителя при подготовке пилотируемых пусков на 1962 год. Он дал команду не разлетаться, а немедленно и круглосуточно готовить следующий "Зенит" и пустить его до Нового года. У меня трубку телефона вырвал Цыганов. Он попытался доказать "Королеву, что "рабочий класс" - вся заводская бригада - здесь безвылазно, без выходных по 12 - 16 часов работает уже 60 суток. Попросил хоть неделю передышки в Подлипках.

- Мы просили Туркова прислать нам замену, но он отказал, -пожаловался Королеву Цыганов.

Не вовремя Цыганов обратился к Королеву. Тот взорвался:

-Домой захотели! Вам что, плевать на постановление правительства? Если надо, так не 60, а все 80 дней там будете работать. А нет желания - идите за ворота!

Цыганов сразу сник, бросил трубку и вышел. Всем свидетелям переговоров стало не по себе. Зачем такие угрозы рабочей бригаде, которая никак не виновата в случившемся и действительно трудится по всем объектам самоотверженно и безотказно? Здесь, на полигоне, мне приходилось не раз вскипать при стрессах и доходить до крепких выражений в адрес своих сотрудников и даже "чужих"
87
инженеров. Но ни разу я не повышал голоса на слесарей и монтажников завода.

Минут через пять, пока мы молча переживали происшедшее, последовал встречный звонок Королева. Теперь уже в мой адрес:

- Ты что там всех распустил? Прекратить всякие разговорчики об отлетах! Надо будет, так и Новый год там встречайте! Тебе чего не хватает? Говори, пришлю все, что требуется. Если не можешь с людьми договориться, я тебе Воскресенского пришлю! Пойми, нам очень нужен хороший пуск!

Я пообещал уладить конфликт и через три дня доложить о нормальном ходе работ со следующим "Зенитом".

Собравшись на свой техсовет, мы решили перестроить работу. Всех испытателей и специалистов по системам разделили на две группы. Каждая работает по 24 часа, получая задание на реальный для этого времени объем работ.

Уже через пять дней выяснилось, что круглосуточная непрерывная работа плюс предыдущий опыт вселяют уверенность в реальность пуска до 30 декабря.

Когда были получены заверения, заключения и подписи по каждой системе и возникла возможность сдвинуть пуск на 27 или 28 декабря, так чтобы даже ленинградцы успели добраться домой до Нового года, последовала новая команда. Объект обязательно законсервировать, сдать под охрану и всем возвращаться по домам.

Оказалось, что разбор происшествия на блоке "Е" привел к таким доработкам двигательной установки, что третья ступень носителя будет готова только в январе. Началась суматоха разлета. Летный отряд нас не подвел, и, распрощавшись с военными испытателями полигона, которым некуда было спешить, мы загрузились в свой Ил-14. На этот раз мы возвращались не победителями.

Первый "Зенит-2" погиб, так и не выйдя на орбиту. Но в процессе его создания и подготовки мы прошли хорошую школу системного проектирования, производства и испытаний. Образовался межведомственный коллектив единомышленников, у которых за два месяца трудов на полигоне появилось то неформальное чувство локтя и близости интересов, которое так необходимо при работе над большими и сложными системами.

В компании, летящей с полигона в Москву на встречу 1962 года, к удивлению, не чувствовалось подавленного настроения. Даже Керимов, который, казалось бы, должен больше других переживать неудачный дебют, охотно принял мое предложение провести в самолете, без протокола, под шум моторов, обсуждение тактики ближайших работ по "Зениту".
88

На правах технического руководителя я изложил свое кредо. Гибель первого "Зенита-2" по вине носителя - это беда, но если мы честно проанализируем вероятность надежной работы аппарата после выхода на орбиту, то должны благодарить носитель за то, что он не вытащил в космос этот "Зенит". Очень мала была вероятность доставить на Землю качественные фотографии. Получить информацию от "Байкала" по телевизионному каналу шансов было еще меньше.

- А ведь это Земля! Америка - это не обратная сторона Луны. И если вместо четких фотографий мы покажем туманные картины, никакие ссылки на то, что это "впервые в мире", нам оправданием не будут. Расчет показывает, что если все выполнено по проекту, то разрешающая способность "Фтора" с его метровым фокусным расстоянием будет не хуже 10 метров. Мы обязаны это подтвердить! В программе "Зенитов" нельзя допускать неоправданный риск. Уж очень мы спешили и хотели блеснуть еще одним достижением после триумфа Гагарина и Титова. Если бы в первом полете получили отказы, не позволяющие решить основную задачу, сама идея космической разведки могла быть скомпрометирована. Мы благодарны Петру Тимофеевичу (я имел в виду генерала Костина) за постоянную поддержку, но понимаем, что не все генералы в Минобороны такие энтузиасты, как он. Считайте, нам крупно повезло, что сейчас не разрешили пуск под Новый год второго объекта. Вы все чувствовали, в какой спешке мы работали и сколько на "борту" осталось еще не раскрытых "бобов". Сейчас есть возможность каждому по каждой системе все проанализировать, продумать и проверить. Судя по носителю, у нас будет еще месяца два для тщательной подготовки.

Состав этого импровизированного совещания в неотапливаемом Ил-14 насчитывал человек 15. Бушуев непонятно почему был временно оторван Королевьм от подготовки следующих пилотируемых пусков и сейчас в нашей компании чувствовал себя не очень уверенно. Цыбин был назначен заместителем технического руководителя, то есть моим заместителем, безропотно выполнял все команды Королева, но иногда вдруг "взбрыкивал", позволял себе возражать. Он желал больше времени уделять "человечным" полетам. Оба, Бушуев и Цыбин, меня поддержали. Только мой "второй заместитель" - Аркадий Осташев высказал несогласие с тезисом, что нам "якобы повезло":

- Мы получили бы, даже в случае самых серьезных отказов, такой опыт, которого на земле никогда не получим.

Однако со мной согласились все руководители основных целевых систем. В разных формулировках они признавали, что поддались общему ажиотажу вокруг сроков и подписывали заключения на
89
системы и аппаратуру, заведомо зная о недоработках. Наше совещание в самолете еще раз убедительно показало единство взглядов и интересов конкретных создателей техники. Даже наши "генеральные" заказчики полковники Виктор Шеулов и Юрий Кравцов - оба наделенные не свойственным их чинам чувством юмора - пообещали сделать все от них зависящее, чтобы задержать приемку носителей до тех пор, пока мы не будем уверены в надежности космического аппарата и всех его систем.

Ведущий конструктор "Зенита" Борис Рублев получил заверения, что через две недели после нашего приземления во "Внукове" он получит от каждого перечень работ, которые обязательно надо провести до следующего пуска по каждой системе. Когда все хорошо подумали и потрудились, оказалось, что таких "работ", "доработок" и "мероприятий" набралось на целых три месяца.

После проведения в конце марта итогового заседания технического руководства и Госкомиссии было принято решение о втором пуске "Зенита-2" не позднее 25 апреля "по готовности".

В середине апреля все "зенитчики" снова собрались на полигоне. Апрель на полигоне - чудесный по погоде и счастливый по событиям месяц. Вспоминали 12 апреля прошлого года - теперь объявленное Днем космонавтики.

Все шло на этот раз, несмотря на слет высокого начальства, довольно спокойно, пока мы не уткнулись в "банно-прачечный комбинат". Химикаты для проявочно-закрепительного фотопроцесса "Байкала" должны были быть доставлены из Ленинграда перед самой последней штатной заправкой аппаратуры. К назначенному сроку в самолете, который прибыл в нужный день и час, обнаружили только накладные, подтверждающие, что фотохимикаты были в Москве, получены из Ленинграда и отправлены на аэродром "Внуково-1". Разбирательство показало, что ящик с химикатами был погружен в автомашину, идущую во "Внуково-1". Но на территории завода № 88 машина заехала еще в один цех, где догружалась. При догрузке ящик с химикатами помешал, его временно сняли и забыли положить обратно. А накладные прилетели вовремя. С помощью ВВС Королев организовал скоростной "спецрейс" для "Байкала", и ящик прилетел с суточным опозданием. По такому случаю было роздано выговоров больше, чем за всю историю "Зенитов".

Второй пуск "Зенита-2" состоялся 26 апреля 1962 года. Трехсуточный полет второго "Зенита-2" не афишировался. Однако именно этот ИСЗ, объявленный как "Космос-4", в действительности открыл эру важнейшей космической деятельности - эффективной стратегической разведки и многоцелевого изучения планеты Земля. После
90
проявления первых снимков генерал Костин пригласил Королева в лабораторию ГРУ ГШ, где проходила обработка и дешифровка снимков. Королев был доволен и тут же договорился, чтобы для "воодушевления" Черток, Цыбин и Осташев тоже могли полюбоваться "пейзажами Америки", доставленными нашим "Космосом-4".

По секрету СП нам сообщил, что снимки уже демонстрировались Хрущеву, который высказал пожелание, чтобы космических разведчиков было побольше и следили бы "за нашими недругами" подольше.

Воздавая должное восторгам руководства, мы отмечали и свои промахи. По вине системы ориентации и нестыковке с программой фотоаппараты иногда снимали небо. Были у них и простые сбои в механике. Фототелевизионная информация "Байкала" не шла ни в какое сравнение с качеством изображений на пленке, проявленной после возвращения на Землю.

Операторы в ГРУ, сканируя пленку электронным пятном, уверяли, что, по их оценке, разрешающая способность аппарата с фокусом 1 метр достигает 5-7 метров. А нам была задана разрешающая способность 10 метров. Перекрыли требование в два раза. Еще трудно было отличить грузовой автомобиль от железнодорожного вагона, но лиха беда начало.

Следующий "Зенит-2", он же "Космос-7", вышел на четырехсуточный цикл 28 июля 1962 года. Теперь уже был опыт. Были опробованы различные режимы фотографирования - малыми сериями и протяженными трассами, при различных освещенности и положении Солнца.

ГРУ ГШ обращалось непосредственно к Королеву, доказывая необходимость увеличения частоты пусков "Зенита-2" и устранения замеченных недостатков. Генерал Костин на одной из очередных Госкомиссий при обсуждении программы летных испытаний после удачного полета "Космоса-7" сказал, что, хотя текущая программа называется "летно-конструкторскими испытаниями", на самом деле мы при каждом пуске получаем разведывательный материал, имеющий исключительную ценность для обороноспособности страны. Мы уверяли генерала и его специалистов, что можем сделать вместе со своими смежниками все гораздо лучше, если выпустить еще одно постановление. Но он был человеком рассудительным, благодарил за усилия по модернизации и просил быстрее готовить и пускать то, что есть.

Когда мы сами указывали на недостатки в аппаратуре и системах, требующие существенных доработок, военные нас успокаивали.

За один четырехсуточный полет по программе "летных испытаний" мы получали фотографии районов общей площадью
91
10 миллионов квадратных километров при разрешающей способности в среднем не хуже 10 метров. Вся площадь США 9,36 миллионов квадратных километров. Мы уже имели реальные средства для того, чтобы держать Америку под контролем. Правда, из-за облачности и не всегда удачно выбранного времени съемки у нас пока случались досадные потери информации. Но тем более надо было увеличить частоту пусков.

Лето 1962 года было жарким не только в Тюратаме. Международная обстановка накалялась с каждым днем. Космическая разведка - это очень хорошо, но требовались и боевые межконтинентальные ракеты. Ни Р-9, ни Р-16 пока до сдачи на вооружение не были доведены. На август готовили пуск двух пилотируемых "Востоков". Вслед за ними в конце августа планировались пуски по Венере, в октябре - по Марсу. В Капустном Яре с большим опозданием начались летные испытания твердотопливной РТ-1, но пока ничего хорошего не получалось. В июле закончила работу экспертная комиссия Келдыша по ракете-носителю H1, и ВПК готовила постановление о начале ее летных испытаний в 1965 году.

Находясь на полигоне, мы внимательно следили за строительством сборочного завода и предполагаемых грандиозных стартовых сооружений для H1. Воскресенский, не скрывая своего скептицизма, при мне высказал Королеву:

- Сергей, ты не должен соглашаться со сроком начала летных испытаний Н1 в 1965 году. Под большой МИК только землю роют, а на старте еще и конь не валялся.

Королев злился. Обстановка вокруг Н1 была такая, что на сборах у Хрущева и на экспертных комиссиях нельзя было отступать от старых и необдуманных обещаний. Воскресенский был виноват уже тем, что наступал на самое больное место.

Теперь, анализируя спустя многие годы поведение Королева в такой сложной обстановке, считаю очень правильным его решение о форсировании передачи работ по спутникам-разведчикам Дмитрию Козлову в наш куйбышевский филиал № 3. Но в 1962 году увлеченные первыми успехами и похвалами военных все создатели "Зенитов" в КБ и на заводе восприняли эту идею как требование отдать любимого ребенка из родной семьи в далекий детский дом. После нескольких "воспитательных" объяснений с Королевьм я убедился, что дальнейшие препирательства бесполезны. Он решение принял окончательно и бесповоротно. Он был слишком увлечен Н1 и Р-9. Бушуев был загружен по уши хлопотами по пилотируемым полетам. Цыбин говорил, что ему "и хочется и колется", а вообще спорить с СП бесполезно. В этот период на Королева большое влияние
92
оказывал Феоктистов. Он был ярым сторонником разгрузки ОКБ-1 ради форсирования пилотируемых полетов.

В результате споров о передаче в Куйбышев филиалу № 3 работ по "Зенитам" Королев, приняв окончательное решение, все же уступил нашим с Раушенбахом и Рязановым настояниям и согласился сохранить за нами разработку нового разведчика "Зенита-4". После трех успешных пусков "Зенита-2" был накоплен опыт, который показал, что реальные возможности космической разведки превосходят первоначальные ожидания.

Фотопленка, извлекаемая из спускаемых аппаратов, считалась совершенно секретной. С места посадки в сопровождении вооруженной охраны кассеты с пленкой доставлялись непосредственно в лабораторию ГРУ ГШ. Там я получил возможность впервые в жизни увидеть, как выглядит из космоса настоящая, а не рисованная карта Земли.

Кадры были разные и по формату, и по качеству. Короткофокусный фотоаппарат имел запас пленки на 500 кадров форматом 18 х 18 см. По оценкам военных, которые очень скрупулезно и придирчиво изучали снимки, сличали их с картами и какими-то своими материалами, получалась разрешающая способность от 30 до 50 метров. Снимки, если не мешали облака, содержали подробности, которых не было на географических картах. Длиннофокусный аппарат имел запас пленки на 1500 кадров форматом 30 х 30 см. Я злился, когда мне говорили, что вот автострада и на ней можно разглядеть автомобили, а я ну никак не мог их сосчитать. Но специалисты заверяли, что разрешающая способность при хорошем проявлении доходит до 7 - 8 метров.

- А что надо, чтобы довести до метра?

В ответ шел длинный перечень мероприятий. Во-первых, хорошо бы иметь пленку мелкозернистую и более чувствительную, такую как у американцев. Если достать хорошую пленку, соответствующую объективу, да еще увеличить фокусное расстояние, это сразу даст нам 3-5 метров.

- Это дело не наше, - говорил я военным, - требуйте от ВПК выпуска специальных постановлений для фотохимиков и оптиков красногорского завода. А что нужно еще?

А во-вторых, оказывается, нужна более точная ориентация, исключение угловых колебаний, идеальная синхронизация с "бегом Земли", исключающая "смаз".

Вот это уже наше дело. Мы должны создать систему управления более точную, исключающую угловые "шевеления".

На проектирование такого нового космического разведчика, который назвали "Зенит-4", Королев дал согласие при условии, что
93
военные разработают детальные тактико-технические задания (ТТЗ) с учетом опыта летных испытаний "Зенита-2".

В сентябре 1962 года мы заканчивали на технической позиции подготовку четвертого по счету "Зенита-2". Моим товарищам трудно было примириться с неизбежностью передачи полюбившегося и ставшему каждому из нас таким близким произведением инженерного искусства. Не только высокие руководители, но и совсем зеленые молодые инженеры понимали, что мы создаем совершенно новое направление в космонавтике. Может быть, эти зашифрованные наименованием "Космос" спутники сегодня гораздо нужнее широко рекламируемых нашей пропагандой пилотируемых полетов. Не в далеком будущем, а сегодня, завтра, в ближайшие месяцы в ближайшие годы все точнее мы будем способны обеспечивать верховное руководство великой державы информацией, необходимой для принятия военно-политических и экономических решений, для долговременного планирования и для быстрого реагирования на критические ситуации в любом районе планеты.

- СП заставляет нас отдать жар-птицу, которую мы наконец-то поймали, - так высказался Юрасов, выражая общие эмоции.

Я как один из первых заместителей главного конструктора, внутренне соглашаясь с критикой его позиции, не имел права выступать против уже принятого им решения. Для укрепления "политико-морального состояния" я воспользовался представившейся возможностью провести "закрытый мальчишник", чтобы поговорить с товарищами начистоту.

Мое приглашение с нескрываемым энтузиазмом приняли Юрасов, Осташев, Козко, Башкин, Карпов, и, не могу точно вспомнить, было еще человека три-четыре, сильно недовольных передачей "Зенитов" в Куйбышев.

В домике № 3 на "двойке" я был "временно прописан" с Виктором Кузнецовьм, Василием Мишиным и Леонидом Воскресенским. Ни Кузнецов, ни Мишин, ни Воскресенский на этот раз не прилетели. Стартовая подготовка была поручена Шабарову. Оказавшись единственным жильцом, я пригласил товарищей провести вечер в домике за дружеским ужином. Стол был заставлен банками со шпротами, помидорами, огромным арбузом и бутылками нарзана. Совсем скромно выглядел графин с чистым спиртом.

Когда мы вдоволь наговорились, обсуждая ближайшие перспективы, и, запивая нарзаном, опустошили графин, Юрий Козко попросил разрешения воспользоваться гитарой Воскресенского.

- Перейдем от физики к лирике, - сказал Козко. У него оказался чистый и сильный голос.
94

Не напрасно дули ветры

Не напрасно шла гроза

Кто-то тайным тихим светом

Напоил мои глаза.

С чьей-то ласковости вешней

Отгрустил я в синей мгле

О прекрасной, но нездешней

Неразгаданной земле.

Не гнетет немая млечность

Не тревожит звездный страх.

Полюбил я мир и вечность,

Как родительский очаг...


Слова, мастерское исполнение, спирт - все вместе вызвало восторженные аплодисменты.

- У Есенина не было страха перед звездами и вечностью. Стоит ли вам расстраиваться из-за передачи "Зенитов", - сказал Козко и перешел к другому репертуару.

В те годы Козко, неукротимый в своих творческих поисках, не очень ладил со своим официальным начальством, открыто выступал против формально-бюрократических методов управления процессом научных исследований. Подчиненные его обожали, начальники побаивались его талантов, интриговали завистники.

Спустя тридцать три года я вспомнил тот вечер на полигоне, когда стоял у гроба доктора технических наук, профессора Юрия Анатольевича Козко.

После командных радиолиний Козко разрабатывал оригинальные методы радиолокационной разведки. Одним из первых он использовал широчайшие возможности, которые открывались при компьютерной обработке радиолокационных изображений. Вершиной его творчества была система точного наведения разводящихся головных частей боевых ракет по своим целям. Он разработал методику создания электронных цифровых карт местности. Такие необычные карты закладывались в память бортовых электронных машин. Бортовая машина, как штурман, сравнивала заложенную в память цифровую карту с местностью, которую под собой разглядывал бортовой радиолокатор.

Не сразу все получалось. И не раз Козко докладывал коллегии министерства, объясняя, что еще предстоит сделать и какие труднейшие проблемы решить, чтобы такая система навигации стала такой же штатной для ракет стратегического назначения, как оптический прицел для пушки. Он добился полного успеха и признания.
95
Но по договору ОСВ-2 американцы потребовали уничтожения именно тех разводящихся головных частей (РГЧ), которые были оснащены этой системой.

Потом начались реформы. Он лихорадочно искал пути для сохранения уникального коллектива, овладевшего радиоэлектронной техникой, обеспечивавшей важнейшую часть ракетно-ядерного паритета. Это оказалось много труднее, чем в недавнем прошлом создание самых сложных систем. Его сердце остановилось без многократных предварительных предупреждений.

Но вернемся в Тюратам. Испытания "Зенита-2" с сентября 1962 года проводились при активном участии молодых специалистов филиала № 3. Они погружались в совершенно новую область с таким увлечением, что истинные создатели "Зенита-2" убеждались: в Куйбышеве наш "Зенит-2" будет тоже любимым ребенком. Не обошлось и без горьких разочарований. Качество изображения после обработки пленки в "Байкале" и передачи по радио на Землю было низким. По предложению военных мы с четвертого летного "Зенита-2" сняли "Байкал" и вместо него установили два модернизированных фотоаппарата с фокусным расстоянием по одному метру. Таким образом, начиная с "Космоса-10" на борту устанавливали по четыре фотоаппарата. Три из них с фокусным расстоянием по одному метру производили съемку трассы шириной 180 км. Можно было производить съемку трасс сериями различной протяженности. С помощью программных разворотов можно было фотографировать районы, расположенные в стороне от трассы полета. Совместная обработка фотографий позволяла получать пространственное изображение местности, картографирование и точную фотографическую привязку.

В 1962 году было произведено пять удачных пусков "Зенита-2". Обработка разведывательной фотоинформации давала такие результаты, что умные военные в Генеральном штабе, не считаясь с тем, что, по нашим понятиям, продолжаются испытательные полеты, требовали увеличить частоту пусков. На заводах и полигоне подготовку и пуски уже перестали считать экспериментальными. Это была работа.

В начале 1963 года директор завода Турков попросил меня "для поднятия настроения на заводе" выступить у него на совещании начальников цехов и рассказать "в пределах допустимого" о результатах пусков в 1962 году и стратегическом значении "Зенитов-2".

После моего короткого сообщения, обращаясь к собравшимся, Турков сказал:

- Вы не забыли, как мы все работали во время войны. Теперь идет "холодная война". "Зениты" сейчас важнее пушек. Планом на
96
1963 год предусмотрен выпуск пяти штук. Серийный выпуск уже налаживает завод "Прогресс" в Куйбышеве. Мы с честью должны закончить важнейшую для страны работу. Считайте, что у каждого из вас нет более ответственного задания, пока точно в сроки по графикам не отправим на полигон эти объекты.

За три месяца 1963 года с марта по май мы осуществили четыре удачных пуска.

Двенадцатисуточный полет "Космоса-20" 18 октября 1963 года был последним в испытательной серии. Надежность космического разведчика и всех его систем была доказана.

С декабря 1961 года было пущено тринадцать "Зенитов-2". Из них десять выполнили свои задачи, три погибли по вине носителей. В сообщениях ТАСС наши космические разведчики были объявлены как "Космос-4, -7, -9, -10, -12, -13, -15, -16, -18, -20". Этап летно-конструкторских испытаний был закончен. Постановлением правительства 10 марта 1964 года "Зенит-2" вместе с ракетой-носителем и всем испытательным оборудованием был принят на вооружение.

Это был первый случай приема на вооружение сложного космического объекта. Менее двух лет продолжался цикл летно-конструкторских испытаний, и всего пять лет прошло с запуска первого в мире простейшего ИСЗ. Наши средства массовой информации присвоили американским космическим аппаратам разведки ярлык "спутник-шпион". Свои аппараты для всех видов разведки мы именовали "Космосами". Так же называли неудачно выведенные межпланетные аппараты и беспилотные "Союзы". Со временем отсчет ИСЗ программы "Космос", впервые начатый в 1962 году, перевалил за 3000. Так оказалось в результате искусственного объединения различных, не связанных между собой направлений с целью засекречивания.

Любой ИСЗ, пока он находится в космическом пространстве, не нарушает ничей суверенитет и не нарушает ничьих уголовных кодексов. Следовательно, он в принципе не может быть шпионом. Шпиона, проникшего с целью разведки на территорию чужой страны, можно арестовать и судить. Самолет - нарушитель границы воздушного пространства можно сбить, корабль, оказавшийся в чужих территориальных водах, можно потопить. ИСЗ по международному праву повредить или уничтожить нельзя! В космосе нет государственных границ. Один и тот же спутник имеет право проводить научные съемки извержений вулкана, ракетной базы, лесных пожаров, планировки городов и вести наблюдения за сотнями природных или хозяйственных объектов.

В 1963 году, реализуя обещание Королева сохранить за нами создание перспективного корабля-разведчика, мы начали интенсивную
97
разработку проекта "Зенита-4". Предполагалось, что на космические разведчики новой серии будут установлены фотоаппараты с фокусным расстоянием до 3 метров. Было задано время автономного существования - не менее месяца. Существенное расширение тактических возможностей требовало создания принципиально новой экономичной системы ориентации и навигации. Расчеты проектантов, проводимые совместно со специалистами фоторазведки, привели к очень жестким требованиям по точности и этих систем. Новая система управления должна была обеспечивать: форсированные развороты в плоскости крена (плоскости, перпендикулярной плоскости орбиты) на углы до ±35 градусов и последующую трехосную стабилизацию в этом положении с сохранением заданной точности; в процессе полета вне тени Земли выставку солнечных батарей на оптимальные углы для наиболее эффективного освещения всей их площади.

Основные идеи и задания для смежных организаций исходили от Евгения Токаря, Владимира Бранца, Ларисы Комаровой, Станислава Савченко.

Наш традиционный смежник по гироскопической технике Виктор Кузнецов был пресыщен работами по боевым ракетам, и мне не удалось соблазнить его перспективой создания фантастического гирокомплекса.

- Попробуй в Ленинграде уговорить Гордеева и Фармаковского. Сейчас заказы для моряков сократились, может быть, ты их соблазнишь космической проблемой.

Фармаковскому я позвонил в Ленинград и напомнил о нашей довоенной деятельности. В 1936 году на заводе "Электроприбор" он разрабатывал векторный прицел для дальнего бомбардировщика ДБ-А. Тогда я убедил главного конструктора самолета Виктора Болховитинова лично побывать в Ленинграде и познакомиться с необычным прицелом. Этот прицел был разработан и установлен на первый опытный самолет ДБ-А. Его пришлось убрать при переделке самолета под арктический вариант для перелета в США через полюс. Об этом трагическом полете я писал в предыдущей книге.

Космический дебют Владимира Гордеева и Сергея Фармаковского закончился разработкой гироскопической системы "Сфинкс". Это была корректируемая по сигналам ИКВ система, в которую входили двухроторный гироорбитант и гирогоризонт. Уже в 1965 году "Электроприбор" поставил нам первый "Сфинкс" вместе со специальным трехосным стендом для моделирования и испытаний системы ориентации. К сожалению, стенд был вскоре заброшен. Воспроизвести это уникальное произведение гироскопической
98
техники удалось только через 15 лет, когда возникла необходимость. В ОКБ "Геофизика" Борис Медведев для "Зенита-4" разработал сканирующую инфракрасную вертикаль с изменяющимся углом при вершине конуса сканирования для диапазона высоты орбит от 200 до 400 км.

Но самой революционной по тем временам новинкой были электродвигатели-маховики в качестве исполнительных органов прецизионной ориентации и электродвигатель программных разворотов. Эта постоянно действующая система создавала управляющие моменты, заменяя реактивные газовые двигатели малой тяги. Последние использовались только на начальном этапе успокоения объекта и для разгрузки электродвигателей-маховиков. До разработки "Зенита-4" электродвигателей-маховиков не существовало в природе. Старые друзья по еще довоенной электротехнике Андроник Иосифьян, Николай Шереметьевский и Наум Альпер увлеклись задачей силовой гироскопической стабилизации. Работа не была доведена до штатных образцов, но скачок от благих пожеланий к реализации одной из важнейших задач космонавтики был сделан. Во ВНИИЭМе - Всесоюзном научно-исследовательском институте электромеханики - сложился коллектив, который вскоре создал силовой гироскоп для спутника связи "Молния-1", шаровой гироскоп для "Алмаза", а затем те самые знаменитые на весь мир силовые гироскопы - гиродины, которые вот уже более десяти лет обеспечивают безрасходную ориентацию орбитального комплекса "Мир".

Работы по созданию системы управления "Зенита-4" в ОКБ-1 закончились в 1964 году выпуском технической документации и изготовлением технологических образцов. Королев настоял на передаче всего задела филиалу № 3. Надо отдать должное коллективу филиала, который стал Центральным специальным конструкторским бюро - головным разработчиком космических разведчиков: они не растеряли наш задел и очень бережно отнеслись к дружбе, которая у нас в те годы сложилась с основными смежными коллективами создателей первых космических разведчиков.

Заметным событием в истории "Зенита-4" была кандидатская диссертация по динамике управления, которую подготовила Лариса Комарова. Защита прошла блестяще. Первой женщине, защитившейся на ученом совете нашего Центрального конструкторского бюро экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ) - так в то время называлось ОКБ-1, впоследствии знаменитое НПО "Энергия", пришлось исполнить последний аккорд в нашей работе над беспилотными спутниками-разведчиками. Ученую степень доктора наук и звание профессора Комарова получила за работы над системами пилотируемых космических кораблей. Так много лет спустя
99
сработала политика Королева по разгрузке ОКБ-1 ради пилотируемых программ.

Современные космические разведчики, и наши, и американские, могут разглядывать Землю с разрешающей способностью, позволяющей регулировать уличное движение. "Американские ястребы" в разгар "холодной войны", отстаивая тезис о необходимости господства в космосе; похвалялись, что новейшие космические разведчики США уже позволяют определить число и величину звезд на погонах наших офицеров. Самое революционное в технике космической разведки последних лет - это возможность передачи цветного изображения в реальном масштабе времени. Великие достижения современной видеотехники ныне используются для контроля за самолетами на палубе авианосца, перемещением танков во время локальных военных конфликтов и положением тяжелых крышек шахтных пусковых установок стратегических ракет.

В кабинете генерального директора Российского научно-производственного центра НИИ "Электроприбор" члена-корреспондента Российской Академии наук Владимира Пешехонова профессор Фармаковский обратил мое внимание на висевший на стене огромный план Санкт-Петербурга. Это был подарок самарского ЦСКБ Петербургскому НИИ "Электроприбор". План был космическим снимком Санкт-Петербурга. На нем можно разглядеть буквально каждый дом.

Зная истинное положение дел в российских научных организациях, создавших поистине чудо-технику, позволяющую увидеть любой уголок земного шара, я со страхом подумал, неужели все это поглотит криминальный хаос российских реформ?

На общем собрании Российской Академии наук 29 октября 1996 года один из академиков поднялся на трибуну и зачитал проект обращения к президенту и правительству России.

Я цитирую последние два абзаца этого обращения:

"Необходимо четко понимать, что в XXI веке реальной независимостью и безопасностью будут обладать лишь государства, создающие и использующие собственные высокие технологии на основе мощной фундаментальной и прикладной науки.

Если сейчас политика в отношении науки не будет изменена, то суд истории будет однозначен и категоричен - эта политика будет заклеймена как преступная ".

Как бы в подтверждение этого мрачного прогноза в 1996 году пресса сообщила, что "28 сентября над южной частью Тихого океана сгорел в атмосфере российский разведывательный спутник "Космос-2320". Он сгорел, отслужив свой срок. У России больше не
100
осталось ни одного спутника оптико-электронной разведки. Между тем это единственное средство контроля за соблюдением договоренностей о стратегических вооружениях...

... Спутник разработан в самарском ЦСКБ "Прогресс". Разрешающая способность аппаратуры - несколько десятков сантиметров... Изображение получается в цифровом виде...

... Из-за финансовых сложностей Россия была вынуждена с лета этого года приступить к беспрецедентной продаже ЦРУ своих фотопленок из архивов Главного разведывательного управления..."*

*Известия. 1996. № 216 (24823).

Ветераны космической разведки, читая подобные сообщения, вправе зарыдать подобно тому, как плакали разработчики "Зенита-2" после гибели первого аппарата в 1961 году.

далее
в начало
назад
Ещё нет. Даже на 31.12.2001 только 2338. - Хл.)

Рейтинг@Mail.ru Топ-100