Оглавление

М.Л.Попович. «Автограф в небе»

Там, за облаками

  В отличие от своего друга Саши Кузнецова Виталий редко писал домой письма, но эти редкие письма были обстоятельными, с подробностями.
  «Здравствуйте, дорогие мои!
  Я очень счастлив, что летаю самостоятельно, хожу в зону. На высоте кручу всякие штуки-фигуры высшего пилотажа. К самостоятельным полетам привык совершенно, и теперь, когда в кабину иногда садится инструктор, как-то неловко становится. Привык один летать. К полетам отношусь очень серьезно, в воздухе не хулиганю и стараюсь все делать так, как нужно. Казалось бы, в воздухе никто не проверит, один на один со своей совестью, но тем не менее из рамок задания никогда не выхожу и все делаю, как надо. Высший пилотаж 195 у меня идет лучше, чем полеты по кругу. Летаю много, инструктор доволен, настроение отличное. С прыжками тоже все хорошо.
  Правда, особого оптимизма, прыгая с парашютом, не проявляю. Живем в казармах, кормят сносно, но як бы я зараз поив вареникив з вышнями, а ще б добавить и твоих любимых галушок.
  В свободное от полетов время по-прежнему занимаюсь спортом и играю в духовом оркестре.
  Музыка нагоняет грусть, часто стал вспоминать дом.
  Встаем мы в пять утра. Отбой в 22.30. Вскакиваешь как ошпаренный. Зарядка долгая — тридцать минут.
  Самая большая трудность утреннего курсантского туалета — заворачивать портянки. А поспешишь — людей насмешишь. Постригли нас всех наголо. Мне одному разрешили, как старшине эскадрильи, маленький чубчик. Но и то я прячусь от высокого начальства, чтобы не постригли.
  Сдал зачеты по уставам и строевой подготовке. 15 января предстоит принять присягу.
  Присяга, дорогие родители, — главная воинская клятва на верность Родине. В моей армейской жизни самый ответственный день.
  Смотрим каждую неделю фильмы прямо под открытым небом. Но, к сожалению, они часто повторяются. Вот, например, «Чапаева» смотрим пятый раз и что он, где и когда говорил знаем наизусть.
  Бывают и танцы, но «дамы» и «кавалеры» в сапогах и брюках.
  Зимние полеты мне приносят много хлопот. Не могут подобрать на мой рост комбинезон и обувь. «Дядям Степам» в авиации сложно».
  После окончания училища Жукова направляют служить на Кавказ. Красивая летно-морская форма очень ладно сидит на стройном молодом летчике.
  Домой в отпуск он приехал при полном параде, но тут же быстро переоделся, обежал всех родных и знакомых, раздавая подарки, и приступил к будничным, домашним делам: носил воду, рубил дрова. Виталий все умел делать по дому. Как-то мать его мне рассказала: «Однажды... тогда Виталий был еще совсем ребенком, накануне я поставила тесто, а меня срочно вызвали на работу. И что вы думаете? Прихожу вечером, а сын испек пирожки... Да такие вкусные».
  Свою сестричку Валю Виталий особенно любил. Она была младшей среди детей в семье Жуковых и часто засыпала, убаюканная, у старшего брата на руках.
  Перед соревнованиями по борьбе, когда Виталию надо было сгонять лишний вес, он сажал ее на шею и в тулупе бегал по палисаднику, двору или танцевал в комнате.
  Он называл сестренку ласково: «Валенечка» и был очень нежен с ней.
  И теперь, приехав в отпуск в форме морского летчика, не изменил прежним привычкам, подбрасывал ее в воздух, сажал на колени, и она часами слушала его рассказы и принималась плакать, когда он хотел снять форму.
  А когда Валя выходила замуж, он очень переживал и часто ее спрашивал: «Любит ли он тебя?» И только когда познакомился с мужем сестры близко, успокоился.
  Однажды Виталий шел по улице Запорожья и увидел, что из форточки одного дома на втором этаже валил густой дым. Мелькнула в окне голова девочки. Он тут же быстро и ловко поднялся по водосточной трубе на второй этаж и спас ребенка.
  Однако и сам Виталий при спасении девочки пострадал. У него были обожжены шея и руки.
  Когда он вернулся из отпуска, мы все обратили внимание на оставшиеся шрамы от ожогов на шее Виталия, но он скрыл от нас свой благородный подвиг и отшутился. «Горячая женщина поцеловала и... обожгла,— сказал он.— Обожгла шею, но, к счастью, не сердце».
  Шли годы... Виталий служил в воинской части, много летал и не мог уже и дня прожить без самолета. Почувствовал, что в совершенстве владеет самолетом, легко переучивался для полетов на новых самолетах, и родилась у него мечта: учить летать самолеты...
  Он стал постепенно себя готовить, шлифовать технику пилотирования и даже допускал некоторые отклонения от инструкции с целью испытать себя. Правда, отклонения эти были незначительными, и он считал свои намерения благими. Выполнял иногда фигуры высшего пилотажа в облаках. Очень сложно пилотировать в облаках... Еще сложнее выполнять фигуры высшего пилотажа. И в то же время такие полеты оттачивали технику пилотирования, закаляли волю, и с каждым полетом укреплялась его вера в осуществление мечты.
  Однако от желаемого до действительного, от мечты до того, как он стал испытателем самолетов, пролегла дорога в долгих шесть лет. И была дорога эта нелегкой. «Хождение по мукам» началось с того, что Жукова не хотели отпускать из частей ПВО.
  На своем пути в летчики-испытатели В. Жуков встретил много добрых, отзывчивых людей, которые помогли ему.
  С большой теплотой он вспоминает о О. Н. Ямщиковой. «Если бы не баба Леля,— так ласково называл он ее,— всю жизнь бы я «сторожил» небо».
  У всех летчиков, приходящих на летно-испытательную работу, тщательно проверяется техника пилотирования.
  После проверки Виталия Жукова Петр Филиппович Кабрелев написал:
  «Чистота выполнения фигур пилотажа безукоризненная, но повышенно резкая. Требуется тщательная шлифовка».
  Почти то же самое написал о нем в заключение Э. Н. Князев — командир эскадрильи, в которой впоследствии ему предстояло работать.
  Мы знали, что резкая техника пилотирования у Жукова — это не лихачество, а стойкие отрицательные навыки. Они обычно вырабатываются у всех спортсменов, кто занимается тяжелой атлетикой и боксом.
  Жукову надо было избавиться от этого отрицательного навыка, но это сделать было очень сложно. Перед каждой проверкой техники пилотирования он спрашивал у Князева: «Как мне летать, товарищ командир? По-вашему или по-моему?»
  И тот неизменно отвечал ему:
  «Пилотировать надо аккуратно и плавно...»
  С тех пор, после первых проверок, прошел год. Почти ежедневные тренировочные и несложные испытательные полеты, полеты в сложных метеорологических условиях днем и ночью для нас были очень полезными, и мы обрели нормальную летную форму. Сдали методики летных испытаний и приступили вплотную к проведению испытательных полетов, пока что по программе контрольных. А вскоре Виталий подтвердил свой высокий первый класс военного летчика-истребителя и освоил больше десяти новых (для него) типов самолетов.
  Первые его «шаги по небу» в новом качестве — испытание на устойчивость и управляемость самолета МиГ-21 при отказах автопилота. Эти полеты были довольно сложные, но доставляли много радости Виталию.
  Он не переставал восторгаться умной техникой — автопилотом.
  Вспоминаю, когда Виталий уже был летчиком-испытателем третьего класса, с ним произошел в воздухе чрезвычайный случай, позволивший оценить его выдержку, собранность, умение и летный талант.
  При выполнении полета на самолете Як-28П на отстрел ракетного оружия непроизвольно сорвало фонарь, произошла резкая разгерметизация кабины. К счастью, он был в высотнокомпенсирующем костюме. Система костюма сработала безотказно, к тому же, обладая большой физической силой и высокой натренированностью при барокамерных исследованиях, он довольно легко справился со «смертельным вакуумом». Но, помимо физиологических неприятностей (шланги, облегающие костюм, мгновенно заполняются кислородом, и без того плотно прилегающий костюм, словно тисками, сдавливает все тело, кислород поступает к лицу под давлением — без тренировки можно «захлебнуться»), необходимо еще было прийти на аэродром, зайти и посадить скоростную машину. Ураганный воздушный поток резко обрушился на голову, ударно возросли шумы, ветер задувал и под светофильтр защитного шлема, трепало одежду, слезились глаза...
  Изловчившись (высокий рост в этом случае был весьма некстати), выбрал положение в кабине и, согнувшись в три погибели, пошел на посадку. Пробивать облачность пришлось довольно долго, и землю увидел только под собой. «Закон бутерброда» и здесь сработал: мало того что произошла разгерметизация, так и еще резко ухудшилась погода, пришлось заходить и садиться при видимости около километра.
  Помню, после этой посадки вбегает Виталий в высотную лабораторию и с размаху плюхается на диван.
  — Ну, братцы, чуть было сейчас не попал к черту в зубы!
  — Да ну, а что случилось? — сразу же понеслись со всех сторон вопросы, даже шахматисты побросали свои незаконченные партии (шахматная игра у нас в высотной часто была коллективной, бывало даже так, что игроки только отмахиваются, а фигуры на доске передвигают болельщики),
  И Виталий подробно рассказал, что с ним произошло. Я слушала и вспоминала, как мы проходили врачебно- летную комиссию с Виталием в авиационном госпитале... Запомнилась центрифуга.
  Виталия из-за его высокого роста очень долго усаживали, устраняли зазоры между телом и креслом, заполняли их специальными губками. Перед вращением надо было настроиться на ритм дыхания, рекомендованный врачами. В ладони держать цилиндрик с кнопкой. Стоит только отпустить большой палец или переместить его в сторону, как освобожденная кнопка поднимется и центрифуга остановится — это на случай потери сознания.
  Помню, начинает работать карусель, перегрузки вдавливают тебя в кресло. Дышать становится все тяжелее и тяжелее. Перегрузка — шесть единиц, это значит, вес тела возрос в шесть раз. Ни ноги, ни руки не поднять, веки закрываются, слезятся глаза. Каменная тяжесть наваливается на грудь, на голову, на все тело. Но надо следить за экраном, который расположен прямо перед глазами. Толстые пересекающиеся линии. Как только они начнут расплываться, следует сообщить врачу, и центрифугу остановят. Расплывающиеся линии — это первый признак потери зрения, а потеря зрения предшествует потере сознания. Сердцу трудно подавать «утяжеленную» кровь вверх, к голове, клетки головного мозга испытывают недостаток кислорода, и раньше всего отказывает зрение, то же самое происходит в реальном полете при перегрузках.
  Ну, а при полете в разреженной атмосфере, на высоте кислородное голодание проявляется коварно — сознание теряется незаметно, с этим трудно бороться, нужна большая тренировка при барокамерных испытаниях для повышения стойкости к недостатку кислорода.
  Французский летчик Поль Тисандье писал: «Нас было трое, мы поднялись в 1875 году на воздушном шаре «Зенит» и достигли высоты восемь тысяч метров. Не сумев воспользоваться небольшим количеством кислорода — двое «уснули», не сделав даже робкой попытки спастись. Тело и разум постепенно слабеют, но это не осознается. Нет никаких страданий, наоборот, ощущается внутренняя радость, сияние восторга, разлитого вокруг, все делается безразличным. Не думаешь ни о гибельном положении, ни об опасности...»
  В настоящее время высотное снаряжение, а также тренировки на центрифуге и в барокамере спасают. И сейчас Виталий, оказавшись в разгерметизированной кабине, не почувствовал кислородного голодания. Его оно не пугало. Сложность была в управлении самолетом в условиях, мягко выражаясь, дискомфорта, к тому же в тяжелейших метеорологических условиях, а все это сильно усложняло пилотирование и сохранение пространственной ориентировки.
  Это было серьезное испытание для молодого летчика-испытателя.
  На разборе «ВГ» объявил Жукову благодарность: она окрылила его, и он еще с большим старанием стал готовиться к испытательным полетам. Шли дни за днями испытательные и исследовательские полеты. Не все они были простыми и не все шло гладко...
  Однажды Жуков выполнял очередной испытательный полет. Задание подходило к концу, но в это время на аэродроме резко ухудшилась погода. Налетел ураганный ветер со снегом и дождем.
  В репродукторе летной комнаты раздавались деловые, строгие команды руководителя полета, заводящего самолеты на посадку.
  Жуков четко и без задержек докладывал о выполнении команд, спокойно отвечал на запрос руководителя полета. На полосе включены посадочные огни, проблесковый маяк, луч прожектора разрывал облака в направлении заходящего самолета — все это делалось для того, чтобы помочь летчику, попавшему в сложные условия.
  Наконец, из облаков вынырнул самолет, Жуков мастерски посадил его в начале полосы. Вскоре сели и двое других — его товарищи.
  Еще выиграно одно сражение со стихией. А их в его летной жизни было немало.
  Вскоре Виталию был присвоен второй класс. Ему стали доверять самые ответственные испытания — государственные.
  В его летной книжке появились записи о проведенных испытаниях на прочность, устойчивость и другие.
  Теперь уже Жуков становится опытным летчиком-испытателем.
  Одно из самых сложных заданий — демонстрационный свободный одиночный воздушный бой на малой высоте. Для полета подбираются физически выносливые, смелые летчики, грамотные в тактическом смысле и имеющие опыт испытаний на предельно допустимых углах атаки и перегрузках. Предварительно назначались несколько пар, и после отборочных полетов утверждалась одна пара. В тот год наилучшей оказалась пара Кузнецов — Жуков. Во время тренировочных полетов у них возник спор. Саша доказывал, что по маневренным возможностям лучшим является МиГ-21, а Виталий считал, что лучшей является машина, которая находилась еще в стадии государственных испытаний. Никто из нас не оставался равнодушным к их спору, потому что среди нас мнения тоже разделились. В таком случае в летной комнате или высотной лаборатории разгорался жаркий спор.
  Утром, как правило, происходил разбор прошедшего—" летного дня и постановка задачи. Каждый летчик уяснял все недостатки прошедшего полета, прорабатывал вновь и вновь план предстоящего вылета. Все основное, самое главное оговаривалось в летной комнате.
  Виталий после разбора по пути в высотную лабораторию медленно начинает говорить, слова с расстановкой, голос приятный, сильный:
  — Ну что, дружище, как по-твоему, кто победит сегодня?
  Саша — полная противоположность Виталию. Стремительный, быстрый в движениях, непоседливый, тут же ответил, переходя на уважительно-шутливый тон:
  — У вас, товарищ летчик, могут даже возникать такие вопросы? Странно, странно... Запомните, с сегодняшнего дня я буду всегда победителем!
  — Ну побачимо,— нараспев констатировал Виталий. В высотной лаборатории спор не прекращался. Даже во время экипировки. Оба одевают ППК (противоперегрузочный костюм). Берут кислородные маски, защитные шлемы и идут на выход.
  Выходят из высотной лаборатории веселые, сильные, жизнерадостные. Они несли в себе заряд бодрости. Я каждый раз смотрела им вслед с восторгом.
  После боя они делились впечатлениями прямо на стоянке у самолета, а затем разговор продолжался и в автобусе. Разгоряченные поединком, промокшие до нитки, физически уставшие, но счастливые, вваливались в высотную лабораторию. Никогда не поймешь, кто же действительно из них победил. Нельзя было без улыбки смотреть на эту веселую дружескую перепалку.
  Однажды «ВГ» решил снова посмотреть, как «воюет» пара Кузнецов — Жуков (обычно руководил воздушным боем наш командир, ныне Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель Вадим Петров). А на следующее утро, как обычно, разбор, и «ВГ» с присущей ему категоричностью заявил:
  — Ну вот что, петухи, так дело дальше не пойдет. Я требую этот номер отменить!
  Почти все испытатели один за другим начали доказывать достоинство этого поединка и настаивали на включении боя, несмотря на его рискованность, в праздничную программу показа.
  — Тогда,— предложил «ВГ»,— разработайте вариант обусловленного воздушного поединка,— теперь он обращался только к Кузнецову и Жукову.
  Он до мельчайших тонкостей знал летчиков, понимал — встречаются в воздухе два противоположных характера. Веселый, легкий, интеллигентный Саша Кузнецов и тяжеловатый, упрямый, самолюбивый Виталий Жуков.
  Столкновение в воздухе двух характеров вызвало бескомпромиссную, захватывающую борьбу.
  Витя Яцун (он был в запасе на участие в показе), постоянно наблюдавший за боем, мне рассказал: «Я лично наблюдал на полигоне их воздушный бой. Кроме громаднейшей физической нагрузки, большая сложность заключалась в том, чтобы бой не уходил из поля зрения наблюдавших, в строго ограниченном воздушном пространстве и на малой высоте. Верхняя граница 1600— 1800 метров, нижняя граница не ниже 200 метров, и все это на вертикальном маневре. Планом боя заранее было обусловлено так, что после трех-четырех косых вертикальных фигур Саша сознательно должен был уступить инициативу и дать зайти себе в хвост. Заранее так было условлено потому, что Виталий пилотировал новый, находившийся на стадии государственных испытаний самолет.
  Смотрим в небо, почти неожиданно над полигоном появляется лара истребителей. Интересно смотреть: в паре два разных по аэродинамике самолета — один с треугольным крылом, другой со стреловидным.
  В эфир летит команда: «Приступить к заданию!»
  Расходятся для завязки воздушного боя. Сходятся. Включен форсаж. Сильный звуковой эффект. Головокружительная карусель. Постепенно переходят с горизонтального на косой вертикальный маневр, и все это в бешеной круговерти. Ужасно смотреть, когда они несутся к земле. Видно простым глазом, как с консолей срываются голубоватые струи вихрей. Захватывающе жутко и интересно даже для бывалых боевых летчиков. Бой занимает не более 4 минут, внезапно все прекращается. Ушли из поля зрения самолеты, а ты стоишь зачарованный увиденным. Единственно, что можешь произнести: «Вот это да!»
  У испытателей был праздник. Съезжались гости. Прилетел самолет из Москвы. Настроение у всех приподнятое. Все, кто не задействован на показе, надели парадную форму с наградами. Казалось, что на улице стало солнечно... Весь гарнизон увешан флагами, плакатами.
  К этому событию приурочили открытие нового, светлого, большого Дома офицеров. На стенах висят портреты известных всему миру летчиков — В. Чкалова, В. Серова, С. Супруна и других.
  Во всем чувствовалась праздничная приподнятость и необычность.
  А небо начинало хмуриться, легкая дымка тумана застилала горизонт. Но это не портило настроения ни летного состава, ни многочисленных гостей, прибывших на праздник. Правда, лишь на лицах командиров нет-нет и мелькнет тень понятного волнения: высота для полета истребителей маловата.
  ...В воздухе два истребителя. Они взлетали парой. Два друга, два талантливых летчика-испытателя.
  Бой был захватывающим. Виделось в нем и уменье, и многолетний опыт, и продуманная тактика. Сколько раз они демонстрировали перед нами эту захватывающую карусель с ее каскадом фигур. Но бывают иногда в жизни летчика последние мгновения... Самолет Жукова вдруг резко клюнул носом, «шагнув» в закритический режим. А высота — сто метров. Доли секунды, и вот уже видим дым катапульты: сработал ее пороховой двигатель. Все замерли. А в сердце теплится надежда, как всегда в таких случаях. Но яркая вспышка огня от взрыва самолета опалила ее. Страшная тень легла в памяти каждого, кто так счастливо встречал тогда праздничный день.
  А потом торжественное собрание. И фамилия «Жуков» звучала в праздничном приказе, словно сидел он здесь вместе с нами в огромном, новом зале.
  И был бал. Танцевать никому не хотелось. Кузнецов подошел ко мне и сказал:
  — Этот танец мы посвятим ему. Он очень любил жизнь.
  И, когда музыка заполнила зал, мы первые, его друзья, закружились в вальсе. А слезы обжигали лицо и сердце.
  — Пойдем на аэродром. Он хранит еще его следы,— сказал Саша.
  И, когда мы вышли на темную взлетную полосу, по которой они сегодня взлетали парой, Саша дотронулся рукой до холодного бесстрастного бетона и, еле сдерживая рыдания, сказал:
  — Ты знаешь, Марина, я сейчас птица, которой оторвали голову. Она ходит по земле, машет крыльями по инерции. Невозможно мне будет без Виталия. Да и тебе тоже. Но летать мы теперь обязаны и за него...
  Мы шли по ночному аэродрому. Далекими искорками сверкали звезды, и в бездонную глубину космоса тянулись рукава Млечного Пути... Дежурный на стоянке самолетов окликнул нас, но, услышав наши голоса, крикнул в темноту:
  — Не можете без своих самолетов и часа прожить. Так уж и быть, подходите.
  Мы подошли с Сашей к самолету, который был для меня особенно дорог. Совсем недавно я поднималась на нем в синеву для выполнения ответственного задания — побития мирового рекорда дальности и продолжительности полета.

<< Там, за облаками (2) Самая большая реликвия >>