Оглавление

В.Н.Кондауров. «Взлетная полоса длиною в жизнь»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДОРОГА В НЕБО

IV

     В 1950-е годы в СССР ещё существовала система подготовки военных лётчиков, которая включала в себя сеть военных училищ первоначального обучения и боевых училищ. Были ещё специальные школы ВВС, в которые набирали школьников, окончивших семь классов, но в 1957 году они были расформированы. Училища первоначального обучения набирали молодёжь, пожелавшую стать кадровыми военными лётчиками, через местные военкоматы сразу после десяти классов или по призыву на срочную службу. Срок обучения - один год на самолётах Як-18. Цель - дать "азы" и определить лётные способности курсантов для распределения по боевым училищам различных родов авиации, срок обучения в которых составлял два года. Кроме того, боевые училища могли набирать кандидатов непосредственно через военкоматы (в случае необходимости), но в этом случае срок обучения длился три года.
     Лётное училище, в которое я приехал, располагалось недалеко от города Актюбинск, прямо в степи, огороженное колючей проволокой, с официальным названием "26-е ВАУПОЛ". Полтора месяца мы жили в палатках огромным цыганским табором. Конкурсные экзамены я выдержал в основном благодаря своим характеристикам как планериста и спортсмена. В те времена бытовало мнение, что всякие там "теории" только мешают лётчику летать. Главное - здоровье и природные лётные данные.
     Опустел "табор", многие разъехались, а "счастливчики" вместо разношёрстной гражданской толпы парней превратились в строй курсантов, переодетых в армейскую форму, наголо под­стриженных и похожих друг на друга, как зелёные стручки гороха в огороде. Но это только внешне. Все разбиты по экипа­жам, звеньям, эскадрильям. У каждого своё место - в казарме, строю, столовой, учебном классе. Строгий распорядок дня, не предусматривающий никаких отклонений. Думать особенно не требовалось, требовалось только исполнять. Огромная комната казармы с двухъярусными койками вмещала все четыре эскад­рильи. Круглые сутки мы были на виду друг у друга со своими индивидуальными особенностями характера, поведения и мыш­ления. Спрятаться ни на минуту было негде, и коллектив являлся воспитующей силой для всех "заблудших". Кадровый преподавательский состав училища был очень опытным в профессиональном отношении, начиная со старшины роты, и кончая начальником училища. Многие прошли войну и знали "по чём фунт лиха". Так, например, майор Зангиев был сбит во время воздушных боёв на Кавказе над собственным селом и расстрелян во дворе своего дома. Ночью мать откопала сына и услышала, что сердце ещё бьётся. Подполковник П.А.Галкин, Герой Советского Союза, летал штурманом на торпедоносцах. Когда мы спросили, за что ему дали Героя, он ответил, не красуясь: "Наверное, за то, что остался жив, один из всего полка лётного состава, начавшего войну с первого дня". Старшина Данилко, одевая в праздник парадную форму, больше походил на генерала - вся грудь фронтового разведчика блистала орденами и медалями... В учёбе ничего лишнего не было, но учили прочно и даже сурово. Старшина быстро научил всю роту по команде "Подъём!" через сорок секунд стоять перед зданием казармы во всей армейской форме, а по "вине" командира взвода, капитана Борисова, мы шагали строевым так, что все остальные курсантские годы удивляли этим не одного начальника.
     С полётами мне повезло - я оказался в эскадрилье, получившей новые самолёты Як-18А с носовым колесом и новым поршневым двигателем АИ-14Р. Командир звена, майор Клюев, относился ко мне с особым вниманием, которое началось в первый же день нашего знакомства.
     - Товарищи курсанты! - объявил он. - Вы пришли в армию для того, чтобы в первую очередь служить, а потом уже летать.
     От такого вступления я просто обомлел, так как до сих пор и не задумывался над тем, что кроме моего желания летать на "реактивных" есть ещё какая-то служба.
     - А я пришёл, чтобы летать! - в этом, неожиданном для всех, возгласе слышалось заметное упрямство.
     - Ваше заблуждение скоро пройдёт, - ответил командир, - я Вам это обещаю. Мне страшно хотелось скорее вылететь самостоятельно, но даже мои классические посадки на Як-18 не изменили его придирчивого отношения ко мне. Видя моё нетерпение, майор Клюев как-то заметил при всех:
     - Для меня планерист хуже, чем вообще не летавший курсант. У него вредные навыки, его переучивать надо.
     С тех пор я чувствовал себя "изгоем".
     Командир сдался после контрольного полёта со мной на штопор, где я с первого раза точно вывел самолёт из вращения на заданный ориентир:
     - Выпускай, нечего с ним летать, - коротко бросил он моему инструктору, вылезая из кабины.
     Весна была в самом разгаре. Прямо от стоянки наших самолётов вся степь, насколько хватало глаз, волновалась на ветру огромным многоцветным ковром из тюльпанов: жёлтых, красных, сиреневых. Жизнь была прекрасна и полна радужных надежд, как вдруг нам объявили, что училище расформировывают. По указанию Первого секретаря ЦК КПСС ("ракетчика номер один") шло "гениальное" сокращение авиации. Расформировывались не только боевые авиационные полки и училища - закрывались НИИ, ОКБ. Авиационная наука отбрасывалась назад одним заявлением: "...стране, в которой ракеты выпускаются, как сосиски, авиация не нужна". Увольняли в запас в большой спешке, не щадя опытные кадры. Нам объявили, что курсанты старше двадцати лет подлежат увольнению. Остальным, желающим продолжить учёбу в высшем авиационном училище, нужно было написать рапорта. С этого момента судьба разделила нас на две группы: для одних "игра в лётчики" была закончена, а для других не всё ещё было потеряно. На сей раз на мандатной комиссии у меня не было проблем - по всем предметам отличные оценки. После месячного отпуска мне было предписано прибыть в город Сталинград. Никто нас не провожал, когда мы собрались с чемоданчиками в руках разъехаться в разные стороны. Оно и понятно - у офицеров и своих "хлопот был полон рот". Однако, теперь уже бывший наш командир, майор Клюев, неожиданно подошёл ко мне и, пожелав счастливого пути, добавил: "Сынок, тебя ждёт большая лётная жизнь, если не зазнаешься".
     Я возвращался в родной город. Мерно стучат колёса, мель­кают степные полустанки. Рядом со мной трясётся на верхней полке Валерий Пономаренко, земляк, с которым вместе поступал, учился и летал в одном экипаже. Лицо его хмуро и задумчиво. Ещё бы! Сержантские нашивки на погонах в честь увольнения в запас говорят о том, что не исполнилась мечта моего друга. И мне становится неловко за свою блаженную улыбку, за ту радость, которой явно не хватало места в груди.
     - Эх, Вовка, счастливчик ты, - с лёгкой завистью произнёс Валерий, - ещё полетаешь на перехватчике Су-9.
     Я не имел тогда никакого понятия, что это за "зверь", но его пророчество сбылось - мне действительно пришлось полетать и на этом истребителе. Я вспоминаю эти слова и сейчас, тридцать пять лет спустя, когда передо мной лежит его письмо, уже письмо пенсионера. Поработавший за свою жизнь и оператором в свинцово-цинковом комбинате, и журналистом в областной газете, и школьным преподавателем в Средней Азии, он ругает в письме всех этих доморощенных политиков-демократов, ругает с ненавистью русского человека, волею судьбы оказавшегося в Таджикистане. Где теперь жить, и как жить?..
     А колёса всё стучат, словно часы, постоянно напоминая о том, что уходит назад, в прошлое. О кусочке уже прожитой жизни со своими воспоминаниями: это и жуткие морозные ночи, когда стоишь на посту охраняемого объекта, а тулуп и кожаная маска на лице предохраняют от обморожения, но не от страха перед завывающим и пронизывающим всё ветром степи; это и застывшая "лужа" гороховой каши на алюминиевой тарелке с куском селёдки, когда домашние горячие пирожки кажутся несбыточной мечтой; и каждодневные, вместо послеобеденного отдыха, занятия на строевом плацу в любую погоду; и утренние побудки, когда задолго до команды "Рота, подъём!" уже не спишь, а с замиранием сердца ждёшь её, боясь упустить драгоценные секунды, чтобы не оказаться при построении в числе последних, не получить от старшины наряд вне очереди вместо занятий в учебном классе; и марш-броски по степи с автоматом и надетым противогазом, когда не чувствуешь горечи полыни, когда от бега бешено бьётся сердце и нестерпимо хочется сорвать с лица эту чёртову маску, сделать хотя бы один свободный вдох.
     Запомнился наш общий восторг по поводу полёта Ю.Гагарина. Человек летает в космосе! Но, кроме этого, нас радовало и другое - первый космонавт был из военных лётчиков-истребителей. А ведь именно это нас ждало впереди, и не один курсант с тех пор стал мечтать о полёте в космос. Меня, однако, эта "болезнь" серьёзно не задела, больше по сердцу были мысли о романтической профессии лётчика-испытателя. Не мог я знать тогда, что в недалёком будущем действительно откажусь от предложения поступить в отряд космонавтов ради своей мечты. Вспомнились и слова Первого секретаря ЦК КПСС, сказанные на съезде партии:
     "...через двадцать лет наше поколение будет жить при коммунизме". "Здорово всё-таки, - думал я, засыпая, - когда всем всего хватает и не надо никаких денег". Попытался себе это представить, но у меня почему-то не получилось. Зато через тридцать с лишним лет у нас получилось то, что не мог бы предсказать ни один астролог мира.

<< Глава III Глава V >>

Рейтинг@Mail.ru Топ-100