Содержание

«Проверено на себе»

Глава третья.
Планшет на колене

   1 мая. Сегодня праздник - День международной солидарности. На улицах Вены демонстрации. Колонны тянутся со всех районов к центру. Гремят оркестры, красиво наряженные в национальные костюмы идут демонстранты. После демонстрации мы погуляли в Штеттин-парке, сфотографировались у памятника Штраусу - чудесная скульптура. Вечером были на торжественном ужине в торгпредстве, который прошёл очень оживлённо. Было около восьмидесяти работников советского посольства и торгпредства.
   2 мая. Господин Гро - хозяин фирмы, пригласившей вертолёт в Вену. Сегодня Вена уже не празднует, рабочий день, и мы отправляемся по магазинам. Но купить ничего не удаётся. Всё-таки всё очень дорого. Но не в этом дело. В основном побродили по городу. Вена очень красива, "маленький Париж", как её любовно именуют австрийцы. И они правы. Вечером были приглашены устроителями демонстрации вертолёта в Вене на торжественный ужин. Время прошло очень весело. Всё время звучала музыка Штрауса.
   3 мая. Последний день пребывания в Вене. Завтра улетаем в Белград. С утра был осмотр вертолёта. Были обнаружены металлические блёстки в фильтрах первого двигателя. Сигнал тревожный. Приняли решение лететь только до Будапешта и уже там решать, лететь ли в Югославию или домой, в Москву. Вертолёт поработал на славу, сделана очень большая работа, и хочется добрую машину довести до дома исправной. Утром покидаем Австрию и летим в Венгрию.
   4 мая. С утра выполнили контрольный полёт. Всё вроде хорошо. Фильтры чистые. В 12.30 взлетели и взяли курс на Будапешт. Погода хорошая, и время летит незаметно. Через полчаса пересечём границу Австрии. Мы над территорией Венгрии - восьмого государства за время нашего полёта. Слева видна Чехословакия. До чего же малы эти земли по сравнению с Советским Союзом! Через полтора часа приземлились в Будапеште.
   5 мая. Осмотр фильтров не порадовал. Всё-таки блёстки есть. Надо лететь домой. Взлетаем и берём курс на Львов. Через 40 минут полёта слева - пограничный город Чоп. Здравствуй, Родина!
   Переваливаем Карпаты и приземляемся во Львове. Мы на родной земле. Закончив таможенный и пограничный ритуал, через четыре часа вылетаем в Киев. Вот и столица Украины. Здесь ночёвка перед последним броском до Москвы.
   6 мая. Утром встали рано. Все волнуются. Погода хорошая, но Москва не принимает - сильный ветер. В 10.00 получаем "добро". Ветер попутный, и нас быстро несёт домой. Через три с половиной часа пошли подмосковные леса. Вот и аэродром. Время 14.15. Снижаемся по спирали, видим толпу, там наши родные и друзья. Ровно два месяца назад мы покинули их, и вот мы снова дома.
   Плавно приземляемся и заруливаем на стоянку. Нас встречают Михаил Леонтьевич Миль, жёны, дети, друзья. Как хорошо среди своих! Возникает митинг, щёлкают фотоаппараты, объятия, рукопожатия, поцелуи... Меня встретили жена, два сына и дочь. Перелёт вокруг Европы закончен. Пройдено 11 тысяч километров, выполнена очень трудная работа. Советская техника выдержала новое испытание. Люди выполнили задание. Теперь за новые дела!

    Здесь в отличие от литературного очерка заметна предельная непосредственность его отношений к людям, к родным и близким. Те чувства, которые он свободнее всего выражал в своих стихах. Когда у Гарнаева спрашивали, кем он себя считает, он, не называя себя даже летчиком, отвечал, что всю жизнь считал себя прежде всего рабочим. И это верно. Он был безотказным рабочим неба, но настолько творческим, что в смелый почерк своих полетов всегда вносил настоящую поэзию, основа которой прежде всего в особом, поэтическом восприятии мира. У Гарна-сва оно было. Но, кроме того, был и вкус к самому звучанию стихов, развитый долгим общением с подмостками сцены...
    Маяковский говорил, что поэт постоянно должен организовывать звуки вокруг себя, ибо ритм — это основная энергия стиха. И Гарнаев любил бормотать про себя стихи, свои и чужие, как это делают обычно все поэты, — он читал их часто и охотно, в гостях и со сцены, дома и в Каире, откуда прислали пленку с последней записью его чтения. Свои поэмы он знал абсолютно, помнил безошибочно, профессиональной памятью. Он любил переделывать для себя строки, которые ему понравились, даже песни, и матери своей он присылал в дни разлуки, как это было принято у солдат, свои варианты «Жди меня»; ей же посвятил он в дни испытаний одну из лирических своих импровизаций, зная, что чутьем актрисы мать точнее других поймет его искренний пафос:

...Но ты одна, глаза поднять не смея,
— Не шевелясь, как прежде, ждешь меня,
Пока я смерть опять преодолею,
Вернусь и с неба принесу огня!

    Мир его всегда был полон тепла и красок. Война, как и для всех, застигнутых ею, прошла по его сердцу неизгладимой памятью, и к ней он возвращался во многих строчках. Так же, как и в полетах, в стихах Гарнаева и в его дневниках — весь его характер, его долгая молодость, и близкие ему хранят эти строки особенно бережно, как искры, упавшие с неба, ибо в этих строках Гарнаев свободно говорит сам с собой.

<< Планшет на колене (2) Во имя жизни >>