В.Е.Меницкий. «Моя небесная жизнь»
Часть III
ЗЕМЛЯ И НЕБО
КОСМОНАВТ НЕ ЛЕТЧИК-ИСПЫТАТЕЛЬ"
Но тогда, с приходом Минаева, программа получила свое второе рождение. Мы с Аликом жадно приступили к изучению создаваемого комплекса, часто ездили в Дубну, в КБ, в институты, разрабатывающие отдельные узлы и системы корабля. Мы побывали в Центре управления полетами, в Космическом городке в Щелково. Мы впервые соприкоснулись с космической техникой, все было интересно и ново. И когда космонавты называют себя испытателями, я полностью согласен с этим утверждением. Но добавлю, что в основном они - инженеры-испытатели оборудования и систем космического корабля. Испытывают они и возможности человеческого организма. Иными словами, делают ту же работу, что и мы. Но их испытательная работа коренным образом отличается от работы летчика-испытателя. Я не хочу ни в коей мере умалять достоинства их работы. Тем более что в последнее время она приняла более творческий характер. Я понимаю, насколько этот труд опасен. В недалеком прошлом существовавшая строгая цензура не позволяла рассказывать о многих экстремальных ситуациях в космосе, когда космонавты оказывались буквально между жизнью и смертью. Но, повторяю, они были не летчиками-испытателями. Когда мы начали знакомиться с кругом их работы, то поняли, что, как говорят в Одессе, здесь летчика-испытателя и рядом не стояло. Все макеты, все рычаги управления и приборы, которые мы видели, вся эргономика не вписывались ни в какие каноны летно-испытательного дела.
Думая об этом, я всегда вспоминал разговор Сергея Николаевича Анохина с его другом - Сергеем Павловичем Королевым. Они долго рассуждали и спорили о том, кого брать в экипаж. Анохин провел большую работу по отбору летчиков-испытателей в отряд космонавтов. Но параллельно с ним Королев отбирал ребят из строевых частей ВВС и ПВО. В нем поначалу боролись две тенденции. С одной стороны, ему нужны были подготовленные люди, не задающие лишних вопросов и готовые пойти на все. Иными словами, бесстрашные герои, крепкие телом и духом. С другой - ему не хотелось работать с супер-профессионалами, требующими соблюдения всех канонов, которыми была пропитана вся их профессиональная подготовка. Дискуссий он не допускал. По своему характеру Королев был человеком жесткого склада. По отзывам знавших его людей, единоначалие было у него в крови. И это правильно. Потому что такие серьезные вещи делаются только на основе глубокой централизации власти и волевого начала руководителя. Но в конце концов Королев сказал Анохину так о летчиках-испытателях:
- Сергей Николаевич, их время еще не пришло. Мне нужны другие ребята. Такие, которые будут задавать мало вопросов и выполнять поставленную задачу.
А летчики-испытатели привыкли иметь право голоса. Ведь если летчик-испытатель говорит: "Неприемлемо!" - то, естественно, после такого вердикта, вынесенного пилотом или группой во главе с шеф-пилотом, ни о каком первом вылете речи быть не может. Уж с чем-чем, а с этим у нас было строго. Существовали методические летные советы, где обсуждались планы первого вылета, само задание, существовала демократическая процедура принятия окончательного решения. И в то же время оно жестко контролировалось такими ведомствами, как ЦАГИ, ЛИИ, и необходимо было держать серьезный экзамен перед первым вылетом. Это событие не могло пройти на одном волевом решении руководителя. Существовали строгие рамки, за которые не было позволено выходить никому.
Эти препоны Сергею Павловичу были не нужны, и он в зародыше отмел напрочь всю систему летных испытаний, поведанную ему Анохиным. Я имею в виду принципы летно-испытательной работы, связанные с деятельностью летчика-испытателя, выполняющего роль командира корабля. Разумеется, испытания частотные, прочностные, стендовые, моделирование и другие, связанные с отработкой всего комплекса, проводились, и это было обязательным условием. И если вначале, когда в нем еще не выветрился дух конструктора самолетов и планеров, он принимал его. то потом, когда он стал руководителем ракетных программ и имел дело только с техникой, в нем выработался определенный менталитет руководителя и не менее определенный стереотип руководства этим комплексом. Когда в спутнике должен был появиться человек, его место в системе было уже определено. Надо сказать, что этот подход к человеку, призванному на космическом корабле беспрекословно выполнять команды Земли, и помешал Сергею Павловичу Королеву правильно построить свою работу с летным составом.
Я не хочу судить, правильно или неправильно то, что полетел Гагарин, а не какой-нибудь летчик-испытатель. Полетел Гагарин. Это была его песня. Это был его полет. Но затем все космические программы делались под инженера, а уже потом под пилота корабля. Не было преемственности перехода от летного аппарата к космическому, что мы видим у американцев. Они сохранили традиционную преемственность своей астронавтики от авиации, что позволило им более гармонично развивать космические программы. И первоначальное отставание американской космической техники вылилось потом в солидное ее преимущество. Не оттого ли, что в этом участвовали летчики-испытатели? Кроме более мощной экономики, этому способствовали традиционные связи авиационно-космического комплекса США. Наши космонавты, летавшие на американских кораблях, видели, насколько комфортнее управление ими по сравнению с нашими "Союзами", насколько удобнее сделаны приборы и рычаги для выполнения тех или иных работ. А главное, пилоты "Шаттлов" не чувствовали себя только статистами, выполняющими команды ЦУПа. Они ощущали себя настоящими пилотами. Устройство американских челноков говорит о том, что в их создании участвовали летчики-испытатели.
Я помню отношение корифеев нашей авиации и летчиков-испытателей, чьи имена лишь изредка выплескивались на страницы газет, да и то после установления мировых рекордов, к славе космонавтов. Человек, слетавший один раз в космос, сразу же становился известным всему миру. Может быть, амбициозность наших корифеев влияла на их отношение к космическим собратьям. Может быть, виной тому стало и поведение отдельных космонавтов, их пренебрежительное отношение к окружающим, которое мы чувствовали на себе, приглашая их в гости. Многие из них не отличались особой скромностью. Пожалуй, лишь Гагарин, Титов, Леонов, Хрунов, Стрекалов, Рукавишников, Володя Титов, Петя Климук, Витя Афанасьев, Саша Волков, Володя Джанибеков относились к своей славе должным образом, были просты и приветливы в общении. Возможно, так же вели себя еще многие космонавты, с которыми я не был знаком лично. Но часть из них проявляла высокомерие, причем в кругу летчиков-испытателей, "наевшихся", как говорится, всего и знающих, почем фунт лиха. Это особенно горько, когда знаешь, что в экстремальных ситуациях, безусловно, опасных для жизни, космонавты мало на что могут повлиять. Хотя случаи последнего времени, связанные с авариями на станции "Мир", и первые космические "приключения" Беляева и Леонова, Шаталова и Климука, Джанибекова потребовали от них не только мужества, но и профессиональных навыков, свойственных и испытателям.
А вот заносчивость отдельных космонавтов приводила к тому, что наша аудитория, в свою очередь, иронично относилась к профессионализму космонавтов. Впрочем, мы понимали: то, что совершил Володя Джанибеков на станции "Мир", просто восхитительно. Но еще раз повторю: они работали как бортинженеры-испытатели, очень сильные и грамотные, а не как пилоты космических кораблей. "Земля" все старалась
повесить на автоматику. И под этим углом рассматривалась роль космонавта. Если бы главным лицом на орбитальном корабле был космонавт, если бы гораздо большее в полете зависело от его творческой деятельности, наверное, и успехов было бы больше. И космонавты совершали бы меньше ошибок, и были бы такими же высокими профессионалами, как Соловьев, Титов, Леонов, Джанибеков, Шаталов, Климук, Кизим...
Отношения у нас с ними были прекрасными. Мы понимали друг друга с полуслова. Но однажды, когда праздновался 25-летний юбилей Школы летчиков-испытателей, к нам в гости пришла группа космонавтов. Часть из них вела себя скромно, ну а кое-кто - вызывающе и высокомерно, строя из себя "старшего брата" летчиков-испытателей. Тогда наш "папа", корифей отечественной авиации Громов, тонкий психолог, не выдержал и съязвил:
- Наша работа во многом отличается от других, в том числе и от работы космонавтов, по своей профессиональной специфике. Хотя у обеих очень и очень много схожего. И степень риска, и физические нагрузки...
Сделав небольшую паузу, он закончил фразу словами, вызвавшими оживление одной части зала и недовольство другой:
- ..Но никогда ни одному конструктору даже в голову не придет на опытный самолет на первый вылет посадить собачку!
Лично я не хотел бы называть первых космонавтов подопытными кроликами. Но с творческой точки зрения судьба у них была незавидной. Впрочем, они сделали те первые шаги, которые должен был сделать человек в космосе. Наверное, у первого американского астронавта Джона Глена тоже не было широкого поля деятельности с точки зрения летчика. Но тенденция такова, что по своему характеру работа космонавта постепенно приближается сегодня к работе летчика-испытателя и во многом схожа с ней. Но пока она не обрела полной смысловой значимости нашей профессии, где человек все-таки не находится во власти техники, а управляет ею.
| << Крутые «Спирали» отечественного «Шаттла» | Кран Добровольского >> |