Леонид Попов. «Страстная неделя»
Неполная хроника летных происшествий на опытном аэродроме
Испытателям, не вернувшимся
из полета, посвящается.
Страстная неделя
В этом году я видел, как пришла весна...
Снег, как в новогодней сказке, падающий в раздумье крупными хлопьями, начался вечером третьего марта. И так все запушило, что я черпал его туфлями, возвращаясь с любительского спектакля в районном Доме культуры.
А снег все падал и падал, высветляя улицы с редкими фонарями, с такими же редкими окнами со светом, сглаживая рытвины и ухабины на дороге, промерзшие лужи, оттеняя потемневшие от времени и ветров глухие заборы.
И тихая, неясная, как шорох снега, радость начала копиться в душе...
А утром напротив окна, выходящего в сад, темные ветки шелковицы, каждая с каемочкой снега, вылепили кружева. И было почему-то боязно их рассматривать, а все хотелось прикрыть глаза, даже дорисовать мысленно, но не видеть, как от случайного вдоха ветра вдруг порушится красота...
А потом навалился туман...
В нем терялись очертания, вязли и тонули даже звуки, кроме одной высокой ноты где-то в груди...
А потом... потом хлынуло солнце. На глазах стал редеть туман, и сразу потемнели дороги.
И, хотя ночами все стягивало морозом, хотя налетал порой режущий холодный ветер, весна уже переделала по-своему и улицы, и одежды, и лица, и души...
* * *
Мы работали с Романом на больших учениях. Вернулись домой шестого апреля.
Всего-то неделя, три полета, к тому же один - прикидочный, а усталость опустошительная. Тяжелой оказалась она, эта страстная неделя вместе с тем, что предшествовало ей.
Странное дело: общая задача, в целом, выполнена, мы свою долю тоже выполнили, вроде, нас даже хвалили, а неудовлетворенность из малозаметного комочка среди рукопожатий и улыбок, горделивых рассказов о ледовом аэродроме и показов оттисков самодельных печатей из каблуков солдатских сапог на картах, бортжурнале, бланках погоды переросла в какое-то сосущее чувство.
Причины неудовлетворенности были разные. Ну, выявлены новые замечания по работе техники, ну, острее проявились известные раньше проблемы, ну, не показаны действительно предельные возможности самолета - не требовалось, наконец, некоторые преимущества перед самолетом
«Сухих», работающем в паре с нами, не были наглядно показаны. Что же еще? Что?
Мы отписали с Романом каждый свой раздел отчета по учениям, которые были переименованы в летную оценку соответствующего акта, и с головой кинулись в накопившиеся на работе и дома дела. И червячишко будто поутих.
 |
| Е.И.Пугаев |
После апрельских, но еще жестоких холодов восьмидесятой параллели Земли Франца-Иосифа, где только три дня тому назад увидел северное сияние на фоне догорающей зари, пасхальная погода Подмосковья воспринимается как чудо.
На кладбище сумел выбраться только во второй половине дня. И сразу заботы, дела не отступили, нет, а перешли в какую-то другую плоскость.
Я не могу в этот день бывать на могиле отца - он похоронен в Казани - и хожу на кладбище здесь, где дорогих могил для меня и моих товарищей так много, что сказанное о каждом в несколько строк может составить целую поэму о жизни высокой и светлой целого поколения испытателей, где самое смерть, отдаляемая годами, высветляет каждого по-особенному, а причины гибели должны быть внесены в страницы учебников испытателям будущим, служить грозным предупреждением испытателям действующим...
Нет ноши, тяжелее оцинкованного гроба с телом товарища, нет дела горше, как вылетать на первом спасательном вертолете по тревоге и быть обязанным доложить руководителю полетов, что летчик в кабине и тем обрубить последнюю ниточку надежды сгрудившихся возле рации в комнате дежурного командира. Что остается от самолета на месте падения, там знают все.
Еще труднее идти с черной вестью в дом...
Как же много-много пришлось вылетать на спасательном вертолете за эти годы в Институте. А иногда ликовали, ликовали больше, чем спасенные катапультой, потому что радость и страх у них бывает позднее. Да только редко это было...
* * *
Мы пришли на испытательную работу в период небывало спокойный, точнее не спокойный, а благополучный в смысле потерь.
Но только начали заниматься в Школе летчиков-испытателей, как на военном вертолете корабельного базирования погиб Женя Пугаев, чудом остался жив Олег Карпинский - штурман. Случилось так, что в одной из строевых частей в полете было отмечено кратковременное нарушение в работе двигателя. На земле отказ обнаружить не сумели, и было принято решение провести испытания в Институте. А как объект испытаний доставить в Москву? Где возьмешь по нашей бедности
«Антей»?
- Да пусть перегонят его испытатели для своей работы сами. - решили где-то наверху.
Учитывая серьезность дефекта, предложили оформить каждый этап перелета, как испытательный полет высокой сложности.
Назначение Пугаева на эту работу не было случайным. Летчик-испытатель первого класса, инспектор Министерства авиационной промышленности, он сам обучал слушателей вертолетного отделения посадкам вертолетов при отказе двигателей, обучал летчиков-испытателей Министерства действиям при посадке с авторотирующим винтом, проверял их...
Отказ, но не тот, которого ждали, произошел в каких-нибудь двадцати километрах от аэродрома взлета. Как рассказывал потом Карпинский, раздался грохот и сразу же взвыл один двигатель. Летчик выключил один двигатель, за ним - второй. Посадка по-самолетному на авторотации винта из-за малой высоты - практически перед собой на пахоту. Женя отлично выдерживал направление после касания, пока левое носовое колесо не подломилось...
Вертолет опрокинулся на сторону командира и завращался, ковыряя остатками лопастей весеннее поле, но не загорелся. От удара Олега Карпинского выбросило через дверь далеко вперед. Его спас защитный шлем, сплющившийся, как пустая консервная банка, которой мальчишки поиграли в хоккей...
Летчик был еще жив, когда Олег со сломанными рукой и ногой, с пробитой в нескольких местах головой сгоряча попытался перевернуть лежащий на боку вертолет в одиночку. Когда это не получилось, вспомнил о тракторе, который зафиксировался в сознании в процессе снижения. Тракторист уже сам бежал к месту падения. Стали переворачивать вертолет вдвоем, а Женя еще был жив...
Потом, когда с помощью трактора удалось перевернуть машину, обнаружилось, что командир мертв. Экспертиза показала, что смерть наступила от удушья...
Олег потерял сознание, когда прилетел спасательный вертолет. В реанимации он несколько суток не приходил в себя и еле-еле выкарабкался жить. А после восьми месяцев госпиталей начал летать снова. Сейчас Олег Иванович Карпинский на пенсии по болезни, вызванной той катастрофой.
 |
| Ка-25 |
Как же получилось, что отличный летчик-испытатель Евгений Иванович Пугаев погиб в ситуации, действиям в которой он сам обучал других? Здесь многое для меня осталось загадкой.
Годы спустя, в командировках с вертолетчиками я слышал об откровенном нежелании лететь и предчувствии Жени Пугаева относительно рокового исхода именно этой работы, якобы высказанное кому-то. А, может, и нервы у него сдали, ослабленные постоянным напряжением...
Так погиб красивый в жизни и работе летчик-испытатель Евгений Иванович Пугаев. На его могиле стоит памятник в виде орла на уступе скалы.
И еще раз была волна разговоров о Пугаеве через
много лет после его гибели. В газете «Комсомольская правда» появилось письмо родителей Жени в редакцию с просьбой походатайствовать о возвращении его сына Андрея из Израиля, куда его увезла мать, вторично вышедшая замуж. Самое горячее участие проявили тогда Николай Александрович Бессонов, Анатолий Демьянович Грищенко и Егор Филиппович Милютичев.
В соответствующем месте им было сказано, чтобы не хлопотали, что поздно, что Андрей призван в армию Израиля и там проявил себя, и поэтому не может быть возвращен под опекунство деда и бабки, проживающих в нашем городе под Москвой... Тут только и скажешь:
«Судьба такая...»
* * *