Черток "Ракеты и люди" кн.3 Содержание

ГИБЕЛЬ КОМАРОВА

Вечером 14 апреля на "двойке" в переполненном зале Керимов проводил заседание Госкомиссии, на котором подводились итоги испытаний 7К-ОК № 4 и № 5, принималось решение о заправке топливом двигательных установок и рабочим телом систем двигателей ориентации и причаливания.

Испытаниями и подготовкой кораблей на ТП руководили Юрасов и Осташев. На Госкомиссии отчитывался Юрасов, подробно рассказав о всех циклах испытаний обоих кораблей. Содокладчиком выступал полковник Кириллов. Он позволил себе сказать, что сотни замечаний, полученных во время испытаний, свидетельствуют о том что корабли еще "сырые". По этому поводу Мишин вспылил и резкой форме выговорил Кириллову, "что научит его работать".

После заседания возмущенный Кириллов обратился ко мне и Юрасову:
439

- Вы бы объяснили своему шефу, если он сам этого не понимает что я не мальчик, чтобы выслушивать такие окрики. Я не меньше его заинтересован в успехе. Случись беда, с него, академика, взятки гладки, а мне в лучшем случае объявят служебное несоответствие.

Увы! Ни "бестактный" академик, ни многоопытный испытатель, ни десятки других специалистов, казалось бы, прошедших "огонь воду и медные трубы", не могли предвидеть того, что произошло через 10 дней.

На следующий день вместе с Раушенбахом мы разбирали претензии Каманина по программе подготовки космонавтов. Собственно, сама программа была уже нами согласована с ВВС. Конфликт возник оттого, что в графике подготовки отводилось всего четыре часа на тренировку экипажей внутри кораблей. Договорились, что Раушенбах проведет дополнительные занятия с разбором всех возможных ситуаций, возникающих при процессах сближения, ручной ориентации, ручных закруток на Солнце, обратив особое внимание на постоянный контроль за расходом рабочего тела в системе ориентации. Во время встречи с космонавтами не обошлось без разногласий. Гагарин и Комаров просили утвердить в программе полета автоматическое сближение до 200 метров, а причаливание выполнить вручную. Ранее утвержденная программа не предусматривала ручного причаливания.

В связи с разногласиями Мишин решил вынести этот вопрос на Совет главных конструкторов. Фактически собрался не Совет главных, а обширное собрание, на котором были все члены Госкомиссии, космонавты, методисты ЦПК, испытатели полигона. Мнацаканян, выступавший первым, доказывал, что сближение и причаливание должны быть полностью автоматическими. Феоктистов поддержал предложение космонавтов. Мишин усмотрел в этом измену позиции главного конструктора. Я выступил за компромиссный вариант, при условии, что в автоматическом режиме мы дойдем до зоны причаливания - 200 метров. При условии, что ГОГУ не будет иметь возражений по результатам предварительного анализа работы систем в полете, космонавтам разрешается ручное причаливание. На том и порешили.

20 апреля вечером Керимов снова собрал Госкомиссию.

На Госкомиссии появились прилетевшие в тот же день Келдыш, Глушко, Пилюгин и Бармин. Все они были настроены очень агрессивно. Потом выяснилось, что накануне Керимов и Мишин пожаловались Устинову, что предстоят самые ответственные пуски со времен старта Гагарина, а Госкомиссия вынуждена принимать решение, не имея кворума. Устинов отреагировал и "порекомендовал" всем "действительным членам" немедленно вылететь.
440

Для Керимова было большой честью вести заседание Госкомиссии почти в том же составе, в каком заседала Госкомиссия Руднева в апреле 1961 года. Прошло шесть лет. Снова апрель, и легкий ветер доносит неповторимые ароматы из бескрайней степной дали, снова в повестке дня утверждение дат пусков и составов экипажей.

По расчетам баллистиков получалось, что времена стартов приходятся на период от 3 до 4 часов утра. После недолгого обсуждения утвердили для 7К-ОК № 4 (название для открытых публикаций "Союз-1") пуск 23 апреля в 3 часа 35 минут по московскому времени. Если за сутки не будет никаких противопоказаний, то пуск 7К № 5 - "Союза-2" - осуществить 24 апреля в 3 часа 10 минут.

Чего-то нам не хватало, чтобы поднять настроение до уровня апреля 1961 года. Не было тогдашнего праздничного настроя.

- Я догадываюсь, чего нам всем не хватает, - сказал Рязанский, с которым я делился в трудные минуты своими сомнениями.

- Нам не хватает Сергея и Леонида.

Я с ним согласился.

Все главные на Госкомиссии подтвердили готовность двух носителей и кораблей. Кириллов еще раз доложил о результатах испытаний, но на этот раз воздержался от критики. Каманин от имени командования ВВС доложил о готовности экипажей и внес предложения по персональному составу. Командиром активного корабля предлагался Владимир Комаров, командиром пассивного - Валерий Быковский.

Дублерами экипажей были названы Гагарин и Николаев.

На пассивном корабле для выхода в открытый космос и переход предполагались кандидатуры Алексея Елисеева и Евгения Хрунова, а их дублеров - Горбатко и Кубасова.

Госкомиссия без обсуждения утвердила предложения. Каманин, Келдыш, Мишин, Руденко, Керимов, Карась поздравили космонавтов и не забыли пожелать им благополучного приземления. Командиры - Комаров и Быковский - выступили со словами благодарности за доверие и обещали выполнить возложенные на них задачи.

После заседания Госкомиссии я спросил Мишина, как понимать назначение Гагарина дублером. Ведь Смирнов ему же совсем недавно говорил, что Гагарин может летать только с согласия Политбюро.

- Это все ВВСовские штучки, - раздраженно ответил Мишин. Устинова убедили, что Гагарин не может быть руководителем подготовки космонавтов, если сам не будет летать.

- Мне положено за сутки до старта первого корабля вместе с Гагариным - членом ГОГУ - вылететь в Евпаторию. Как же теперь?
441

- Вылетайте с Раушенбахом без Гагарина. Он будет здесь до старта, а потом мы все к вам прилетим, - сказал Керимов.

Келдыш, Мишин, Пилюгин после Госкомиссии обменивались мнениями по поводу назначения Гагарина дублером на "Союз-1".

Им это было явно не по душе, тем не менее на Госкомиссии никто не голосовал против этого предложения. Кто его знает, может быть Гагарин сам договорился об этом с Устиновым или даже Брежневым. Понимая, что ничего изменить уже нельзя, я все же переспросил Каманина:

Мне, Раушенбаху и Гагарину, входящим в руководство ГОГУ, положено еще до пуска быть в Евпатории. Как же теперь?

- Теперь вы с Раушенбахом вылетаете, а Гагарина мы к вам пришлем сразу после пуска. На следующий день отправим "Союз-2" и все к вам перелетим.

21 апреля мы улетели в Крым без Гагарина. Я снова получил возможность насладиться панорамами Главного Кавказского хребта с высоты семь тысяч метров. Вероятно, уставшие от тяжелейших рюкзаков альпинисты сейчас с завистью смотрят на пролетающий над ними самолет. А я почему-то завидовал им. Уже в который раз любуясь горами с самолета, испытываю ностальгию по нелегкому горному туризму, по друзьям-товарищам, с которыми на привале надо делить банку сгущенки и запивать это лакомство ледяной до боли в зубах водой.

Евпатория встретила нас прекрасной весенней погодой. Хороша просыпающаяся весной казахская степь, но Черное море все же лучше, даже когда оно еще холодное.

Весь день 22 апреля прошел в тренировках, проверках готовности служб, всех НИПов, распределении людей по двум кораблям в группах анализа и телеметрии. Мы понимали, что первые сутки, невзирая на формальное распределение, все будут заняты первым кораблем и наше расписание носит формальный характер. На бумаге распределение по группам, кораблям и сменам выглядело вполне прилично.

Основной зал управления евпаторийского ЦУПа располагался на втором этаже здания, стоящего в непосредственной близости от мощного сооружения "АДУ-1000". Восемь шестнадцатиметровых чашек этого красивого инженерного решения для слежения за "Союзами" нам не требовались. Обширное пространство НИП-16 застроено десятками других одиночных разнокалиберных антенн. Через них нам предстоит принимать телеметрическую информацию, контролировать орбиты, передавать команды, вести телефонную связь и наблюдать за космонавтами по телевизионному каналу. Десятки антенн - это только видимая часть радиотехнического айсберга.
442
В невысоких зданиях под каждой антенной установлена аппаратурная начинка, которую обслуживают сотни солдат и офицеров.

Много хлопот местному военному начальству доставляют приезды на пункт генералов, членов Госкомиссий и начальства, приобщающегося к космонавтике. Гораздо спокойнее идет военная служба, когда в космосе нет ничего интересного, а на пункте нет никаких Госкомиссий.

По сравнению с Тюратамом здесь, конечно, блаженство. В самые горячие минуты можно подойти к открытому окну, освежить прокуренные легкие чистым морским воздухом и дать отдых глазам, вглядываясь в синюю даль моря, сверкающего солнечными бликами.

Стартовые сутки на полигоне в Тюратаме начинались 22 апреля. Мы непрерывно держали связь с полигоном и получали полную информацию о ходе подготовки. Утром 22 апреля у ракеты на старте состоялся митинг участников подготовки и пуска, на котором выступили Феоктистов, Кириллов, офицеры и сержанты, заверившие экипажи кораблей в том, что все подготовлено надежно и космонавты могут положиться на технику. С ответом выступали командиры кораблей Комаров и Быковский. Никому, ни единому человеку на старте, в Евпатории, на заводе или где бы то ни было не дано было знать, что произойдет. И никакие предполетные испытания не могли обнаружить опасность, которая затаилась в каждом из двух готовых к полету кораблей еще на заводе.

В эти первые пилотируемые "Союзы" была заложена технологическая ошибка, которой не было ни на предыдущих пусках, ни при всех видах ранее проведенных испытаний.

Никто не мог крикнуть:

- Остановитесь! Эти корабли нельзя пускать!

Чтобы быть бодрыми к началу доклада на Госкомиссии, все члены ГОГУ, оставив дежурство, после обеда отправились спать.

В 23 часа 30 минут на полигоне началось пусковое заседание Госкомиссии. Левин протранслировал нам, что все главные и все службы доложили о готовности. На Госкомиссии огласили нашу телеграмму о готовности ГОГУ и всех служб КИКа, которую подписали Агаджанов, Трегуб и я.

На старте начался процесс заправки ракеты, закончившийся к 3 часам утра уже 23 апреля. Комарова и Гагарина в автобусе привезли на старт. Позднее Гагарин вспоминал, как он поднимался в лифте вместе с Комаровьм на верхнюю площадку фермы обслуживания и оставался у корабля до закрытия люка.

- Я был последним, кто видел его живым и сказал: "До скорой встречи!".
443

Спустившись в бункер, Гагарин вместе с Николаевым вел с Комаровым разговор, обмениваясь информацией о ходе подготовки. Все шло без сбоев по графику. Трансляция всех событий к нам приходила тоже четко, без сбоев. Подъем ракеты прошел точно в расчетное время, в 3 часа 35 минут. Информация с НИПов, контролирующих активный участок, не вызывала никаких сомнений. Через 540 секунд пришел доклад, что корабль отделился и вышел на орбиту ИСЗ.

Первый корабль "Союз" с человеком на борту!

Мы аплодировали. Но тут же спохватились. Теперь формально власть управления полетом перешла к нам.

Агаджанов, я, Трегуб, Раушенбах и два десятка людей, затихших за нашими спинами, ждали первой телеметрии и первых докладов Комарова.

Первый доклад телеметристов ударил по натянутым нервам: "По данным НИП-4 и НИП-15 все антенны раскрыты. Пока не открылась левая панель солнечной батареи ... перепроверяем по току Солнца".

Была надежда, что панель солнечной батареи раскрылась, но не работает датчик. Корабль ушел за радиогоризонт, успокоенный после возмущений отделения. Нам оставалось ждать почти час до его появления в зоне нашего пункта. Агаджанов доложил Госкомиссии, ожидавшей информации на второй площадке в кабинете Кириллова:

-Я - "двенадцатый"! По данным телеметрии, не зафиксировано раскрытие левой солнечной батареи. Все остальные параметры в норме. Давление и температура в кабине в норме.

- Я - "двадцатый"! - ответил Мишин. - Еще раз тщательно перепроверьте и доложите! Вы понимаете, что нам предстоит принять решение о следующей работе.

Мы это прекрасно знали и без напоминаний.

Тут подоспел доклад из группы анализа. Они обнаружили, что не открылись дублирующая антенна телеметрической системы и козырек, защищающий солнечно-звездный датчик 45К от загрязнения выхлопами двигателей. Им мешала нераскрывшаяся панель солнечной батареи. Дублирующая антенна, это еще куда ни шло - обойдемся, но 45К! Если он не будет искать Солнце и звезды, ни закрутка, ни солнечная, ни звездная ориентация для коррекции не пройдут.

Пока мы спорили, как доложить Госкомиссии, объявили пятиминутную готовность к началу сеанса связи на втором витке. Успели врубиться баллистики и объявить: "Высота перигея 196,2 километра,
444
апогея -225 километров, наклонение 51 градус 43 минуты, период 88,6 минуты". Эти параметры были очень нужны, если бы предстояло сближение. Но теперь, хотя мы еще не говорили друг с другом, но каждый внутренне уже понимал, что сближения не будет.

Наконец, есть доклад Комарова. Голос ясный, спокойный. ("Заря" хорошо работает.)

- Я-"Рубин". Самочувствие хорошее. Параметры кабины в норме. Не открылась левая солнечная батарея. Закрутка на Солнце не прошла. "Ток Солнца" 14 ампер. КВ-связь не работает. Пытался выполнить закрутку вручную. Закрутка не прошла, но давление в баках ДО упало до 180.

Мы понимали, что закрутка на Солнце ни в автомате, ни в ручном режиме при асимметрии, вызванной нераскрытой батареей, не пройдет. Об этом доложили Госкомиссии. Надо не терять время: отменять пуск второго "Союза" и принимать решение о посадке Комарова.

Затягивать решение опасно. Мы рискуем разрядить буферные батареи и тогда... страшно подумать! Но Госкомиссия приняла решение сама и передала на "борт" команду повторить попытки закрутки.

- Ну, это упрямство Василия Павловича, - предположил я.

В управлении полетом установилось двоевластие. Видимо, главные там, на "двойке", не могли сразу решиться на отмену второго пуска и обещанной Москве программы сближения. Пришло сообщение, что для участия в управлении к нам вылетает Гагарин.

Мучительные были ночь и утро. Только после пятого витка, около 10 часов утра, мы наконец получили решение Госкомиссии об отмене второго пуска и команду о разработке программы посадки Комарова на 17-м витке, с резервом на 18-м и 19-м витках. В середине дня появился серый от бессонницы и волнения Гагарин. Правда, похвастался, что три часа пытался поспать в самолете.

Нам спать не пришлось, и до посадки передышки не будет. Госкомиссия продиктовала:

- Ответственные за посадку Агаджанов, Черток, Гагарин, Ястребов, Раушенбах, Трегуб.

Наша главная трудность была в принятии решения о выборе метода ориентации перед включением двигателя для выдачи тормозного импульса.

По докладу Комарова, первая попытка ориентации с помощью ионной системы прошла неправильно. На 13-м витке космонавт снова предпринял попытку закрутки. Но "ток Солнца" не поднимался выше 12-14 ампер. Для заряда буфера требовалось
445
23-25 ампер. Группа электропитания, подсчитав баланс до 19-го витка, предупредила, что после 17-го витка возможен переход на резервную батарею. Тянуть с посадкой за 19-й виток не советуют. Мы и сами понимали, что нельзя! Чтобы не ошибиться с выбором способа ориентации перед торможением, надо было критически проанализировать результаты всех тестов, выслушать противоречивые доклады специалистов разных групп. Только в 11 часов после ухода на "глухие" витки, когда наступило затишье в сеансах, мы наконец получили возможность более спокойно осмыслить происходящее на корабле.

Все сошлись на том, что имеют место три явно выраженных отказа. Первый - не открылась левая солнечная батарея. Это не только лишает корабль восполнения запасов электроэнергии и ограничивает время существования. При этом открывшаяся половина батареи используется неполноценно. Образовавшаяся механическая асимметрия не позволяет сохранять ориентацию открывшейся половине панели солнечной батареи на Солнце. Механический разбаланс приводит к разрушению режима закрутки. По этой причине неоднократные попытки Комарова провести закрутку вручную привели к повышенному расходу рабочего тела системы ДО. Продолжать дальнейшие попытки закрутки бесполезно и опасно. При включении СКД в режиме торможения для посадки есть опасность потери устойчивости стабилизации в связи с тем, что ДПО не справятся с моментом, возникающим из-за смещения центра масс.

Второй отказ или случайный сбой - в работе ионной системы. Ее использование с двигателями причаливания и ориентации, по-видимому, несовместимо. Их выхлопы создают помехи ионным трубкам, и мы рискуем растратить топливо и вообще не посадить корабль.

Третий отказ - солнечно-звездного датчика 45К - не объясняется козырьком. Что-то более серьезное происходит с самим датчиком.

Я не сомневался, что Комаров давно понял сложность ситуации. Он не молодой летчик-истребитель, а опытный инженер, летчик-испытатель. Не единожды он рисковал жизнью при испытаниях самолетов. Теперь возвращение из космоса будет определять не автоматика, а его самообладание, безошибочные действия.

Отдыхал ли Комаров во время "глухих" витков? Он делал попытки закруток и ручной ориентации, все время обдумывая ситуацию как истинный испытатель, старался записать и зафиксировать в памяти все происходящее. На 13-м витке только дальневосточным пунктам удалось услышать Комарова. Он доложил, что делал повторные попытки закрутки на Солнце. Закрутка не получалась. Включал систему ориентации на ионных датчиках и снова наблюдал сбои.
446

- На ночной стороне трудно ориентироваться по бегу Земли вручную, - успел передать Комаров.

Мы поняли, что ему было не до сна.

Нам оставалось совсем немного времени, чтобы доспорить между собой и согласовать с Госкомиссией программу для возвращения Комарова.

Идет уже 15-й виток, а мы все спорим. Оптимальным для посадки был 17-й виток. На 16-м надо успеть передать Комарову подробную инструкцию о действиях.

Баллистики Ястребова пересчитывали варианты, стараясь отслеживать наши споры. Еще на 14-м витке Ястребов поставил ультиматум: "Если в ближайшие полчаса не примете решения, мы не успеем подготовить все вводные для передачи на борт и радиограмму Комарову".

Я связываюсь с Госкомиссией и по отрывочным фразам Мишина догадываюсь, что и там "сумасшедший дом". Неудивительно.

Для основного состава Госкомиссии на полигоне и для ГОГУ в Евпатории шли вторые сутки без сна. При переговорах мы уже не сдерживались и нарушали правила пользования секретной связью.

После очередного выяснения отношений с Госкомиссией мы наконец получили категорическое указание о посадке на 17-м витке с ориентацией по ионной системе.

Гагарин должен был до деталей все понять, чтобы без запинки успеть спокойно передать Комарову в сеансе связи на 16-м витке.

Втроем: Агаджанов, Раушенбах и я - проверяем текст, подготовленный для передачи. Гагарин очень хорошо и спокойно все объяснил. Просил Комарова на очередном 17-м витке, когда пойдут предпусковые операции, все время говорить, ни в коем случае не бросать связь. На последних секундах связи Мишин и Каманин со своего КП успели пожелать Комарову счастливого возвращения на Землю. Наступает напряженное ожидание связи с Комаровьм и докладов с НИПа о событиях на посадочном витке.

Есть сигнал! Есть связь!

Баллистики нашего НИПа докладывают, что параметры орбиты не изменились. Корабль летит не по посадочному прогнозу.

Комаров вышел на связь и доложил, что вначале ионная ориентация прошла нормально, но вблизи экватора корабль ушел по тангажу от ориентированного направления и система выдала запрет на включение СКД. Посадка на 17-м витке сорвалась. Мы лихорадочно согласовываем с Госкомиссией вариант посадки на 18-м витке. Чувствуем, что не успеваем. Там, на другом конце линии ЗАС, снова идут споры. Сеанс связи на 17-м витке закончился, а мы никаких новых указаний Комарову так и не успели передать. Наконец выработан
447
очевидно единственно возможный вариант. Он был в резерве, но теперь становится основным. Предлагаем ручную ориентацию на светлой стороне "по-самолетному", затем перед входом в тень передать управление гироскопам КИ-38. Это изделие фирмы Виктора Кузнецова нас еще никогда не подводило. После выхода из тени проверить и, если потребуется, подправить ориентацию вручную и выдать все положенные команды в расчетные времена для посадки на 19-м витке.

Пока в очередной раз расписывали радиограмму, я вспомнил о запасах электричества. Яблокова возникла сама.

- У нас есть еще один-два витка, не более! Потом автоматом перейдем на резервную батарею. Это максимум еще три витка...

Я заверил, что перехода на резервную батарею не допустим.

Снова начался сеанс связи.

Гагарин передает:

- Ручную ориентацию по бегу Земли осуществить в 5 часов на светлой части, развернуться на 180 градусов для ориентации по-посадочному. Перед входом в тень включить стабилизацию на гироскопах КИ-38. При выходе из тени вручную подправить ориентацию. Так держать! В 5 часов 57 минут 15 секунд включить СКД. Расчетное время работы двигателя 150 секунд. После 150, если нет выключения от интегратора, выключить двигатель вручную.

Комаров все понял. На такой вариант посадки космонавты не тренировались. Мы его придумали от безысходности после 16-го витка. Но Комаров не только все понял, но и точно выполнил.

Последний доклад Комарова уже на посадочном витке мы прослушивали с трудом - прошло разделение. Передача шла через щелевую антенну спускаемого аппарата.

- Двигатель проработал 146 секунд. Выключение прошло в 5 часов 59 минут 38,5 секунды. В 6 часов 14 минут 9 секунд прошла команда "Авария-2".

Далее доклад потонул в шумах. Первым очнулся Раушенбах:

- Все понятно! ДПО не справился с возмущающим моментом из-за несимметрии, и гироскоп выдал команду "Авария-2" после восьмиградусного ухода. Но это не страшно - тормозной импульс полноценный. Только теперь после команды "Авария" мы сорвемся с управляемого спуска на баллистический. Система ориентации выключена.

- Разделение пройдет по термодатчикам, - передал я Мишину.

Тут же прошел доклад по "громкой":

- Есть разделение по термодатчикам!
448

Время 6 часов 15 минут 14 секунд. Группа анализа успела разобраться и доложила, что гироскоп КИ-38 вышел на восьмиградусный контакт в 6 часов 14 минут 09 секунд.

СКД сработал нормально.

Разделение прошло.

Средства ПВО обнаружили СА в 6 часов 22 минуты и подтвердили прогноз баллистиков. Спускаемый аппарат идет на посадку в 65 километрах восточное Орска.

Расчетное время приземления 6 часов 24 минуты.

Доклада с места посадки мы ни от кого не дождались. Госкомиссии теперь мы не нужны. Даже Гагарин не мог выяснить по сложной системе связи ВВС, как прошла посадка.

- В этой службе поиска генерала Кутасина никогда ничего не узнаешь, - проворчал он. - Пока он не доложит Главкому, никто от него ясного ответа не получит.

От нашего представителя на полигоне удалось узнать, что, по докладу генерала Кутасина, "служба поиска обнаружила спускаемый аппарат на парашюте южнее Орска. Госкомиссия разлетается: кто к месту посадки, а кто - в Москву".

От имени всего руководства ГОГУ Агаджанов поздравил и поблагодарил всех участников бессменной круглосуточной вахты и предупредил, что после короткого отдыха к концу дня каждая группа должна представить отчет.

-Товарищи! Прошу всех к восьми часам в столовую. Вы заслужили хороший завтрак, - объявил начальник пункта.

Мы приняли предложение с большим энтузиазмом. Оставив дежурного офицера на связи, разошлись, чтобы привести себя в порядок перед торжественным завтраком.

Завтрак действительно был отличным, тем более, что из особого фонда военного руководства за столом появились бутылки грузинских вин, припасенных на случай пребывания на пункте всей Госкомиссии.

После утоления первых приступов аппетита и жажды мы наконец почувствовали, что можем расслабиться. Каждый наперебой говорил о своих переживаниях. Не обошлось "без перемывания косточек" авторам систем, по вине которых мы оказались в критической ситуации.

Если бы мы ведали в то утро, что не ругать, а благодарить надо тех, по чьей вине не открылась панель солнечной батареи и отказал датчик 45К!

Гагарин не упустил случая. Обращаясь ко мне и Раушенбаху, хитро улыбаясь, сказал:
449

- Что бы мы делали без человека! Ваша ионная система оказалась ненадежной, датчик 45К отказал, а вы все еще не доверяете космонавтам.

Мы порядком осовели и, признавая свои ошибки, обещали так строить управление, чтобы космонавт имел доступ ко всем операциям наравне с "землей".

В разгар веселых споров вошел офицер, передавший Гагарину срочный вызов на связь.

- Это, наверняка, Москва, - предположил кто-то. - Сейчас мы узнаем порядок торжественной встречи в Москве.

Минут через десять Гагарин вернулся без обычной приветливой улыбки.

- Мне приказано срочно вылетать в Орск. Приземление прошло ненормально. Больше ничего не знаю.

Только в конце дня перед вылетом в Москву мы узнали о гибели Комарова.

Поздним вечером 24 апреля, когда я вернулся домой, Катя встретила меня указаниями - звони немедленно Мишину!

От Мишина я узнал, что для расследования причин гибели Комарова образована правительственная комиссия. Председатель - Устинов. Мне и Трегубу вместе с Агаджановым надлежало немедленно подготовить краткий отчет о всех действиях ГОГУ, всех выданных командах и анализе работы систем. Пока ясно, что главная причина в отказе парашютной системы. То ли ненормальная работа СУСа, то ли отказ в схемах выдачи команд на открытие люков - в этом надо разобраться. Мишин уже побывал на месте приземления.

- Картина ужасная. Комаров сгорел. Все приборы обгорели. Мы должны быстро найти причину, почему не расчековался основной парашют.

Пока мы летели, в ОКБ были собраны все специалисты и проектанты. Парашютисты и электрики. Идет разбор версий. На полигон даны команды подготовить детальную справку о всех замечаниях при испытаниях. Уже сегодня по радио будет сообщение ТАСС, а назавтра - в газетах. Урна с прахом Комарова будет выставлена в ЦДСА. Предстояла бессонная ночь. На этот раз в ОКБ за разбором схем и горячими спорами по различным гипотезам.

Споры затихли при передаче по радио последних известий. В сообщении ТАСС после короткого перечня о событиях испытательного полета говорилось:

"... Однако при открытии основного купола парашюта на семикилометровой высоте, по предварительным данным, в результате скручивания строп парашюта космический корабль снижался с большой
450
скоростью, что явилось причиной гибели В. М. Комарова. Безвременная гибель выдающегося космонавта, инженера-испытателя космических кораблей Владимира Михайловича Комарова является тяжелой утратой для всего советского народа..."

Сообщалось также, что указом Президиума Верховного Совета СССР Комаров посмертно награжден второй медалью "Золотая Звезда" и на родине героя будет установлен его бронзовый бюст.

Утром 25 апреля большая делегация наших сотрудников во главе с Мишиным была в ЦДСА. Мы привезли венок и стояли в почетном карауле.

Вторая "Золотая Звезда" уже была прикреплена рядом с первой на красном бархате перед утопавшей в цветах урной.

Поток москвичей, пришедших на прощание, не иссякал до позднего вечера. 26 апреля продолжался доступ для прощания в Краснознаменный зал ЦДСА.

Наша делегация ехала в составе длинной похоронной процессии от ЦДСА к Дому союзов. Улицы и площади были заполнены толпами людей. На траурном митинге с трибуны Мавзолея выступили Суслов, Келдыш и Гагарин. Когда урну с прахом устанавливали в нишу Кремлевской стены, прогремел артиллерийский салют.

На поминки мы возвращались в ЦДСА. Из всех выступлений мне запомнились слова отца Комарова.

Он сказал, что гибель Владимира - это тяжелая утрата для всего советского народа. Но боль, которую испытывает отец при потере сына, особенно велика. Он понимает, что при освоении новой области человеческой деятельности жертвы среди первопроходцев неизбежны. Сколько отважных погибло, пока авиация стала безопасным средством транспорта. Володя любил родителей, любил Родину но он не мог не летать. Он погиб достойно, сберегая жизнь другим идущим следом. Ни сам говоривший отец Комарова, ни мы все, слушавшие его тогда, еще не знали, что эти слова получат совершение конкретное подтверждение.

Его пепел будет стучать в наши сердца до тех пор, пока мы не разгадаем истинных причин катастрофы.

Чтобы читателям было понятно, что же явилось действительной причиной гибели Комарова, я вынужден коротко описать схему парашютной системы первых "Союзов".

В корпусе спускаемого аппарата находились два контейнера для парашютных систем, имевших форму эллиптических цилиндров. Больший из них предназначен для основной парашютной системы, меньший - для запасной.
451

Пакеты с парашютами с большим усилием заталкивались в тесные контейнеры после того, как весь корпус СА проходил термообработку в специальном автоклаве при температуре в несколько сот градусов для полимеризации теплозащитного покрытия. Перед этим отверстия пустых контейнеров должны быть закрыты штатными крышками, так как они, являясь частью наружной поверхности СА, имеют такое же теплозащитное покрытие. При спуске по достижении давления внешней атмосферы, соответствующего высоте 9,5 километра, специальный бароблок выдает команды на отстрел крышки ОСП. После укладки парашютов и закрытия крышки контейнеры герметичны и в них сохраняется нормальное атмосферное давление. При отстреле крышки контейнера давление внутри него резко снижается до значения, соответствующего высоте 9,5 километра. На корпус контейнера действует внутреннее давление СА, близкое к одной атмосфере. За счет перепада давлений на всю поверхность контейнера действует сжимающая сила. Отстреливаемая крышка увлекает в набегающий поток вытяжные парашюты, вытягивающие в свою очередь тормозной парашют. Временной механизм отсчитывает задержку в 17 секунд, необходимую дня наполнения тормозного парашюта и торможения СА до установившейся скорости спуска. По команде на 17-й секунде тормозной парашют начинает вытягивать из контейнера пакет с основным парашютом. После введения в поток купола основного парашюта тормозной улетает вместе с чехлом, в который был уложен основной. При спуске на ОСП скорость встречи с Землей составляет около 7 метров в секунду. Чтобы смягчить перегрузки при ударе, используется самостоятельная система мягкой посадки. Установленный на днище СА гамма-лучевой высотомер на высоте одного метра от поверхности дает сигнал на включение четырех тормозных пороховых двигателей. При этом скорость приземления снижается с 7 до 2,5 метров в секунду. При мягкой посадке лишь слабо деформируется днище СА. Амортизаторы кресел служат резервньм средством снижения перегрузки на космонавта в случае отказа гамма-лучевого высотомера или пороховых двигателей.

Для того чтобы сработали гамма-лучевой высотомер и двигатели мягкой посадки, на высоте около трех километров по сигналу бароблока отстреливается массивная теплозащитная крышка всего лобового днища СА.

Независимо от основного бароблока внешнее давление контролирует второй бароблок, который на высоте 5,5 километров включает барометрический прибор, измеряющий изменение давления за фиксированное время. Если скорость изменения давления превышает
452
нормальную для режима спуска на основном парашюте, то выдается команда на отстрел крышки контейнера ЗСП.

При посадке на ЗСП система мягкой посадки также снижает скорость встречи с Землей до 2,5 метров в секунду.

Конечными исполнительными элементами всех команд являются пиропатроны. Они отстреливают люки, тормозной парашют, уже на земле - стренги парашютов и т.д. Там, где в принципе достаточно одного, мы ставили для надежности не менее двух пиропатронов. В электрической схеме все приборы, выдающие команды, реле и кабельная сеть были зарезервированы. Одиночный отказ любого элемента электрической схемы не мог привести к отказу ОСП или ЗСП. Логика работы электроавтоматики системы приземления разрабатывалась нами в тесном сотрудничестве с Научно-исследовательским экспериментальным институтом парашютно-десантной службы (НИЭИ ПДС), который возглавлял Федор Ткачев. Много хлопот своими жесткими требованиями по надежности мы доставили Рубену Чачикяну, разрабатывавшему барометрические приборы.

Система приземления "Союзов" проходила тщательные испытания на полигоне ВВС под Феодосией. Макеты СА со штатной парашютной системой и нашими штатными приборами автоматики пять раз сбрасывались с самолетов. Все замечания при этих сбросах изучались, и неоднократно системы дорабатывались. Наконец, мы имели опыт посадки двух предыдущих 7К-ОК. № 1 благополучно приземлился на ЗСП при срабатывании системы аварийного спасения, а № 3 опустился на лед Аральского моря, и к его парашютной системе не было претензий.

Первое заседание аварийной комиссии Устинов провел у себя кабинете. После длительного обсуждения образовали семь подкомиссий. Я как возможный ответчик был включен в подкомиссию системы приземления, возглавляемую начальником ЛИИ Виктором Уткиным, и в подкомиссию управления полетом, которую возглавлял Бабакин. В эту последнюю подкомиссию вошел и Гагарин.

Все дни мы тщательно прорабатывали электрические версии. Больше всего нас тревожила возможность двух отказов одновременно при выдаче команд на пиропатроны. Важно было понять, отчего сработали пиропатроны - от электрической команды или взорвались уже на земле во время пожара от высокой температуры. Разработчики автоматики системы приземления были морально подавлены обилием бездоказательных электрических версий. В помощь им для работы в подкомиссиях я попросил подключиться Карпова и Петросяна.

О том, что было найдено на месте падения, подробно рассказал Цыбин, которого Мишин сразу вызвал в Орск для помощи группе
453
наших специалистов по СА и в качестве официального представителя ЦКБЭМ.

Цыбин, прилетевший с ним Сергей Анохин и все их спутники были подавлены не только самим фактом гибели Комарова, но и тем, что они увидели на месте падения.

- Во время войны каких только сгоревших самолетов я не насмотрелся, - говорил Анохин, - но то, что мы увидели, не идет ни в какое сравнение. Перекись водорода оказалась гораздо страшнее бензина.

При ударе о землю произошел взрыв и начался пожар. В баках СА сохранилось около тридцати килограммов концентрированной перекиси водорода, служившей рабочим телом для двигателей системы управляемого спуска. Она не просто горит, но активно способствует горению всего негорящего, выделяя при разложении свободный кислород. Из-за нерасчетно высокой скорости снижения лобовой щит отстрелился не на высоте трех километров, а у самой земли. Команда на включение питания гамма-лучевого высотомера также не исполнилась, а следовательно, не была выдана и команда на запуск двигателей мягкой посадки. Удар о землю был таким сильным, что образовалось углубление более полуметра. Первыми к месту падения прибежали местные жители. Они пытались потушить пожар, забрасывая его землей. Когда приземлились вертолеты службы поиска, то были использованы огнетушители. Когда прилетел Каманин, он потребовал прежде всего отыскать то, что осталось от Комарова. Обгоревшие останки сразу же были отправлены в Орск.

После того как были извлечены все остатки деталей конструкции и приборов, включая капсулу с цезием - источником гамма-излучения, на месте падения в присутствии членов Госкомиссии был насыпан небольшой холмик. Анохин снял свою форменную летную фуражку и возложил ее на вершину этого памятного земляного знака.

Евгений Уткин, руководивший нашей группой в службе поиска, доставил с места аварии остатки "Союза-1" в Подлипки. Они были разложены в помещении КИСа. Зрелище было ужасающее. Оплавленные и обгоревшие приборы были настолько деформированы и смешаны с землей, что даже их авторам трудно было разобрать, что есть что.

Наибольший интерес для разработки версий представляли записи магнитной пленки, хранящейся в бронекассете телеметрической системы "Мир-3". Однако Сулимов и Комиссаров, которых все убедительно просили любыми усилиями восстановить записи этого "черного ящика", сказали, что кассета оплавлена и запись на остатках пленки расшифровке не поддается. Для нас, электриков, это
454
было тяжелым ударом. Только телеметрия "Мира-3" могла доказать, что все команды автоматики выдавались и доходили до адресата. Основной парашют был оплавлен внутри контейнера. Вытяжной, тормозной и запасной сохранились.

Работа подкомиссий продолжалась более месяца. В процессе работы комиссий мне пришлось близко познакомиться с заместителем Главнокомандующего ВВС Михаилом Мишуком. Он оказался человеком на редкость эрудированным и в отличие от многих своих коллег способным к нестандартному мышлению. С ним и как с человеком, и как со специалистом по проблемам авиационной надежности было интересно и приятно общаться. Импонировала и его объективность. Он не делил людей на "своих", то есть авиационных специалистов, и "чужих" - ракетчиков и "космиков". Очень тщательно и объективно все остатки корабля исследовали специалисты НИИЭРАТ - такое название носил институт эксплуатации и ремонта авиационной техники. Расследования почти всех авиационных катастроф проходили через руки специалистов этого НИИ. Они имели богатейший опыт и первыми ответили на мучивший электриков вопрос, подтвердив, что все пиропатроны сработали от электрических команд, а не от высокой температуры при пожаре.

Подкомиссии изучили тысячи листов документации, провели множество экспериментов и расчетов. СА с парашютами продувались в трубах ЦАГИ. В Феодосии сбрасывались макеты с выпущенными тормозным и запасным парашютами. Однозначно было установлено, что основной парашют не вышел из своего контейнера, а запасной был вытянут, но не наполнился. Наиболее вероятной причиной невыхода основного парашюта, по заключению комиссии, явилась недостаточность усилия тормозного парашюта. Причиной ненаполнения запасного парашюта явилось аэродинамическое затенение его неотстреленным тормозным парашютом ОСП. Возможность их одновременной работы ранее не проверялась. Причина недостаточности усилия тормозного парашюта объяснялась комиссией тем, что за счет перепада давления контейнер ОСП деформировался и сжимал упаковку парашюта так, что потребное для вытягивания усилие существенно превосходило тягу, развиваемую тормозным. На вопрос, почему этого не заметили при всех отработочных сбросах, ответы были не очень убедительные. Что касается 7К-ОК № 3 "Космос-140", то перепада не было, так как после прогара днища СА разгерметизировался. Убедительно объяснить нормальную работу ОСП при испытательных сбросах с самолетов во время работы комиссий не удалось.

Независимо от всех подкомиссий бригада специалистов нашего завода, оставшаяся на полигоне, решила провести свой эксперимент.
455
У них были основания для сомнений. Они открыли люк ОСП, вытянули тормозной парашют, подцепили его стропы к подъемному крану через динамометр и начали подъем для замера усилия, при котором начнет выходить упаковка основного парашюта. Каково же было удивление, когда оказалось, что массы СА в 2800 килограммов не хватало. А ведь при этом контейнер никакому перепаду давления и, следовательно, сдавливающей укладку парашюта деформации не подвергался. Об этом эксперименте они комиссии не доложили.

В общей сложности комиссия понаписала столько рекомендаций по повышению надежности, что на их реализацию не хватило бы и года.

Основным мероприятием было изменение формы, увеличение объема и повышение жесткости контейнера ОСП. Эдуард Корженевский заподозрил еще одну причину - шероховатость внутренней поверхности контейнера, вдобавок ко всему прочему сила трения могла быть очень большой. По его предложению внутреннюю поверхность решили полировать. Умный и опытный конструктор Корженевский возможно догадывался еще о чем-то. Психологически очень эффективным мероприятием было пооперационное фотографирование всего процесса укладки парашютных систем. Внесли, как это бывает в таких случаях, изменение и в логику автоматики управления, изменили циклограмму, высказали много рекомендаций в адрес организации управления полетом.

Было предложено устранить двоевластие при управлении. Командовать впредь должна только ГОГУ из Евпатории. Самым важным итогом деятельности комиссии было решение о предварительной проверке всех ее рекомендаций при беспилотных пусках.

Мы получили возможность провести до 50-летия Октября по меньшей мере пуски двух 7К-ОК в беспилотном режиме для проверки автоматического сближения и надежности процесса посадки. Последующие пуски доказали, что разработанные мероприятия были правильными. Ни единого отказа парашютных систем с тех пор и по сие время не было.

И тем не менее... Много лет спустя, когда прибегать к репрессиям "по истечении срока давности" не имело смысла, была высказана еще одна, может быть, наиболее достоверная причина катастрофы, не зафиксированная ни одной из подкомиссий. Ограниченный круг людей на нашем заводе догадывался, но счел за благо молчать. Тем более, что этой причиной было нарушение технологии, устранить которую на будущее не составляло никаких трудностей.

Согласно штатной технологии, после обмазки спускаемого аппарата теплозащитным покрытием он помещался в автоклав, в котором
456
при высокой температуре происходила полимеризация синтетических смол, являющихся составной частью теплозащиты. В отступление от утвержденной технологии все СА до № 4 и № 5 поступали в автоклав без парашютных контейнеров. Как это часто бывает, изготовление контейнеров по срокам отставало от всего корпуса. Это было, казалось бы, безобидное нарушение технологического процесса. Для беспилотных пусков такое отступление допускалось. Для самолетных испытаний макеты СА просто обклеивали пенопластом, без всякой теплозащиты. Поэтому операция в автоклаве не требовалась.

Начиная с № 4 и № 5, предназначенных для пилотируемых пусков, всякие отступления от штатной технологии были категорически запрещены. Спускаемые аппараты для № 4 и № 5 в автоклавы помещались вместе с контейнерами. Но теперь оказалось, что по срокам отстали штатные крышки парашютных контейнеров. Чем и как закрывали контейнеры вместо крышек, если кто и помнил, то не рассказывал. Когда я ради этих мемуаров интересовался подробностями, оказалось, что живых свидетелей уже нет. Высказывались предположения, что контейнеры, по всей вероятности, чем-то закрывали, но неплотно.

Другими словами, технологи цеха № 1 не подумали вовсе о том, что в автоклаве на внутреннюю поверхность контейнеров могут осаждаться летучие фракции обмазки, образующиеся при полимеризации, от чего поверхность превращалась в шероховато-бугристую и клейкую. Из такого контейнера тормозному парашюту вытащить плотно забитый основной действительно оказалось не под силу.

Теперь легко объяснялись успешные испытания парашютных систем при самолетных сбросах. Макеты СА для этих испытаний не имели теплозащиты, не проходили через автоклав, контейнеры оставались чистыми и усилий тормозных парашютов было достаточно для вытягивания основного.

Летные корабли № 4 и № 5 собирались по одной и той же технологии. Если бы на "Союзе-1" после выхода на орбиту открылись обе панели солнечных батарей и не было бы отказа датчика 45К, то 24 апреля наверняка состоялся бы пуск "Союза-2" с космонавтами Быковским, Хруновым и Елисеевым. После стыковки Хрунов и Елисеев должны были перейти в корабль Комарова. В этом случае они бы погибли втроем, а чуть позднее с большой вероятностью мог погибнуть и Быковский. Эксперименты показали, что панель солнечной батареи не открылась, зацепившись за экранно-вакуумное "одеяло". Астрокупол датчика 45К просто запотел.

Виновники этих дефектов не очень строго были наказаны в административном порядке. Согласно последней неофициальной версии
457
их надо было бы не наказывать, а благодарить за спасение трех жизней и непроизвольную защиту престижа советской космонавтики. Строже всех был наказан Федор Ткачев. Вскоре после гибели Комарова произошли еще две аварии, связанные с деятельностью НИЭИ ПДС. Министр авиационной промышленности Казаков снял Ткачева с должности главного конструктора и начальника института. На его место был назначен Николай Лобанов.

Встряска, которую получила вся наша космическая промышленность, оказала решающее влияние на повышение надежности всех систем и дальнейшую программу отработки "Союзов". Все благополучно слетавшие, летающие и те, кто будут летать в космос на "Союзах", должны помнить, что надежным и благополучным возвращением на Землю они обязаны не только создателям космических кораблей, но и Владимиру Комарову.

далее
в начало
назад

Рейтинг@Mail.ru Топ-100