Содержание

53


Я застал Рим глиняным, а оставляю его мраморным.

Октавиан Август


Ракета Р-7 - "семерка" - еще не родилась, но все понимали, что когда она родится, Капустин Яр будет ей мал: не хватало необходимой базы для траекторных измерений. Самым опытным человеком по полигонным делам справедливо считался Василий Иванович Вознюк. В 1954 году под его председательством была создана специальная комиссия, которой поручалось найти место для нового полигона. Хочу подчеркнуть: для полигона - ни о каком космодроме речи не было и быть не могло. И когда в одной книжке я читаю, как

481

начальник строительства по случаю закладки первого дома произносит на митинге 5 мая 1955 года речь, в которой говорит, что "партия, Советское правительство, народ доверили нам построить первый на планете космодром", - я авторам не верю. Народ был вообще не в курсе дела, а партия и правительство доверили, точнее - приказали построить полигон для испытания новых мощных боевых ракет - и не будем наводить тут тень на ясный день.

Если бы Василий Иванович Вознюк был не советским, а, скажем, голландским генералом, задачу, перед ним поставленную, можно было бы решить несравненно проще, поскольку территория, требующаяся для нового полигона, должна была быть примерно с Голландию величиной. Уж чем-чем, а просторами Россия не оскудела и выбрать такое пространство где-нибудь в Восточной Сибири или в Таймырской заполярной тундре не составляло труда, но все понимали, что полигон желательно разместить, пусть в диковатых и пустынных местах, но все-таки не окончательно безжизненных, куда не нужно было бы тянуть железные дороги, дальнюю энергетику, чтобы все ему необходимое, включая сами ракеты, находилось пусть не рядом, но сравнительно недалеко.

На первых порах выбрали три варианта. Марийская АССР. Лесные угодья ее были сильно подорваны во время войны, а места вырубок осваивать было трудно, да и подо что осваивать, что там может вырасти? Второе место: берег Каспия неподалеку от Махачкалы. Что-то похожее на мыс Канаверал во Флориде. Как и у американцев, первые ступени ракеты должны были падать в море. Третье: казахское предпустынье, правый берег Сырдарьи.

В рабочую комиссию Вознюк привлек и ракетчиков: Королева, Рязанского и Бармина. Королев был резко против марийского полигона.

- Василий Иванович, — объяснял он Вознюку, — ты сам должен понять и другим растолковать, что полигон должен располагаться не у полярного круга, а как можно ближе к экватору. Тогда мы сможем наиболее эффективно использовать скорость вращения Земли. Если стрелять на восток, к скорости ракеты будет прибавляться окружная скорость географической точки космодрома, понимаешь? И прирост может быть весьма солидный. Уже Казахстан дает нам прирост более трехсот метров в секунду, представляешь?! Я все знаю: и климат тяжелый, и возить далеко и стройматериалов поблизости нет, но поверь мне, Василий Иванович, лучше всего строить в Казахстане.

Вознюк, как положено, доложил по начальству - маршалу артиллерии Митрофану Ивановичу Неделину. Неделин в Военно-инженерной академии имени Ф.Э.Дзержинского провел довольно многолюдное, но вместе с тем предельно секретное совещание, на котором рассказал о результатах поисков и объяснил все преимущества и недостатки выбранного места. В зале сидели министры оборонных отраслей, главные конструкторы и военные. Сидел в зале и начальник Главного управления специального строительства Министерства обороны генерал-лейтенант Григоренко. Он знал, что за строительство отвечать будет он, слушал Неделина очень внимательно и чем больше слушал, тем больше мрачнел. Место, конечно, выбрали удачно: пустыня, никакие угодья не страдают, население редкое, есть накатанная железная дорога и простор — расширяйся в любую сторону, - все было замечательно. Но только не для строителей! Пустыня, она и есть пустыня: ни дорог, ни коммуникаций, ни электроэнергии, - песок и черепахи, начинать надо с полного нуля.

После доклада Неделин подошел к Григоренко:

- Ну, что, Михаил Георгиевич, справятся военные строители с такой стройкой?

- Только они и справятся, товарищ маршал, — хмуро ответил Григоренко.

Требовалось получить еще решение Совета Министров Казахстана о передаче земель. Королев тоже ездил в Алма-Ату, хотя его и отговаривали: "Сложностей не предвидится, процедура чисто формальная, неужели вы думаете, что Алма-Ата запретит Москве строить полигон?" Заранее подготовленные бумаги передали в казахский Совмин. Прошел день, другой, третий. Шли какие-то вялые разговоры: "Много просите... зачем Вам столько земли".

- Но ведь на этих солончаках ничего не будет расти, даже если их поливать.

482

- Не будет, - кивали головами чиновники. А один, кажется он был родом из тех мест, добавил: "Если поливать - тем более не будет".

- И как пастбища они тоже использоваться не могут, - наседал Королев.

- Не могут.

- Так в чем же дело?

- Будем думать...

Королев еще подождал, потом не выдержал, пошел в республиканское ЦК. После его страстной речи один из секретарей ЦК позвонил в Совмин и назавтра вопрос был решен.

- А вы что мне говорили? "Формальная процедура"! - наставлял Сергей Павлович строителей на обратном пути из Алма-Аты. - Я казахов понимаю: почему они должны вот так сразу отдавать гигантскую территорию пусть и бросовых земель? Тем более что мы им не можем толком объяснить, зачем нам эта земля и что мы с ней делать будем. Но, поверьте моему слову, когда узнают, -спасибо нам скажут. Мы эту пустыню на весь мир прославим!

Окончательно месторасположение нового полигона узаконено было на одном из заседаний Политбюро. Докладывал маршал Жуков. Быстро перечислил варианты и предложил Казахстан. Жукова слушали с вежливым равнодушием, проголосовали единогласно: в конце концов, Жукову виднее, где ему строить новый полигон. Только Хрущев, человек, кажется, самый живой и любознательный в этой компании, спросил:

- А где точнее?

- Разъезд Тюратам, - ответил Жуков.

Разъезд Тюратам появлением своим на свет в 1901 году был обязан не неким хозяйственным потребностям, а лишь несовершенству тогдашних паровозов: здесь они останавливались, чтобы "напиться" воды. В те годы была сооружена насосная станция с дизелем, отполированные медные части которого, горящие жарким самоварным блеском, поразили первых строителей полигона: старая машина вполне могла бы жить в зале Политехнического музея, но она исправно работала уже шестой десяток лет. С 1913 года здесь, сменяя друг друга, постоянно жили русские механики, сущие отшельники и великие хозяева, сумевшие в этих солончаках содержать и коров, и свиней, и овец, не считая кур, уток и огорода. Часа на 2-3 в день они запускали свою идеально чистую насосную, а остальное время хозяйствовали, вытаскивали из бочажков плененную коротким весенним паводком рыбу и стреляли сайгаков. К 1954 году - последнему году патриархального быта Тюратама - разъезд этот мало отличался от "Буранного полустанка" Чингиза Айтматова. Два дома железнодорожников и три десятка мазанок давали приют нескольким десяткам людей и нескольким десяткам тысяч клопов, азиатское гостеприимство первых и кровожадность последних испытали на себе строители нового полигона в полной мере.

А появились эти строители в самом начале 1955 года, появились совершенно неожиданно для жителей разъезда. 12 января начальник станции Анатолий Лебедев получил телеграмму с распоряжением отцепить в Тюратаме два вагона-теплушки от поезда, следующего на Ташкент. Из теплушек посыпались солдаты, одетые, как в 41-м - в полушубки, ушанки и крепкие валенки. Командовал ими лейтенант Игорь Николаевич Денежкин, вошедший в историю, как житель № 1 Байконура. До Денежкина сюда приезжали, правда, инженеры-изыскатели - прикидывали стройплощадки, "прибрасывали" дороги, определяли уровень грунтовых вод, но это были как бы командировочные, а Денежкин со своими ребятами был уже коренным.

В ответ на вопросы железнодорожников лейтенант загадочно улыбался, туманно намекал на большую стройку.


Первые бараки полигона Тюратам

Надо сказать, что строительство нового полигона было окружено еще более плотной завесой тайны, чем организация в свое время Кап.Яра. Что они, собственно, строят, рядовые солдаты-строители не знали. Политработники отделывались заготовленными в Москве трафаретами: "Родина поручила нам строительство объекта огромной государственной важности", и т.п. На почте

483

существовала жесткая военная цензура. Запрещалось писать не только о том, что копаю-де котлован - это расценивалось как разглашение государственной тайны, но даже о песках, тюльпанах, скорпионах, сусликах и жаре. И вообще никто не мог толком объяснить, о чем же все-таки можно солдату писать домой. Когда один из них, встретив Королева, спросил на месте первого стартового комплекса, что же тут будет, Сергей Павлович засмеялся:

- Стадион, ребята! Самый большой в мире стадион!

Но, конечно, постепенно правда дырочку находила и просачивалась. Никогда не следует считать солдата тупым простофилей, который не может отличить авиационный ангар от МИКа с железнодорожными рельсами, или подземный арсенал от ракетного старта. Солдат все видит, все слышит и смекает, а если командир желает, чтобы он, солдат, вроде бы ничего не знал, он согласен сделать вид, что ничего и не знает, так ему даже спокойнее.

В конце концов, все всё знали, а поначалу и так видно было, что затевается действительно огромная стройка: на крохотный пустынный разъезд буквально обрушился такой поток грузов, который и в очень большой город не прибывает: бревна, доски, стекло, кирпич, цемент, известь, гравий, горючее и смазочные материалы, грузовики, тракторы, скреперы, бульдозеры, экскаваторы, электрические и трансформаторные подстанции, котлы, станки, продовольствие и еще великое множество всего другого в ящиках, тюках, мешках, бочках, контейнерах, которые не успевали развозить по складам и строительным площадкам, так что поезда у разъезда Тюратам шли как бы в тоннеле, образованном всем этим богатством, лежащим по обеим сторонам железной дороги.

Разгружать все новые и новые вагоны было в таких условиях невероятно тяжело, даже на соседних разъездах стояли в ожидании своей очереди неразгруженные составы, и дело кончилось тем, что министр путей сообщения Бещев Тюратам закрыл: ни одна станция не имела права принять груз, туда адресованный.

Только авральное строительство отводной железнодорожной ветки и мобилизация всех имеющихся ресурсов на разгрузку прибывающих составов вывели полигон из критического положения.

Георгий Максимович Шубников

Впрочем, это случилось уже весной, после подписания Постановления правительства о строительстве полигона. Постановление от 12 февраля 1955 года включало множество пунктов, адресованных различным министерствам и ведомствам. Но на первом месте стоял, конечно, "заказчик" - Министерство обороны.

484

Неделин решил, что строители строителями, но, коли полигон формально на бумаге существует, у него должен быть начальник. Все прочили на это место Вознюка. Узнав об этом, жена Василия Ивановича Марта Яковлевна, всплеснула руками:

- Вася, милый! Неужели опять уезжать?! Посмотри, какой цветник вырастили! Васенька, давай останемся...

Дело не в цветах, конечно. Вознюк прикипел сердцем к Кап.Яру. Каждый, не то что дом, - каждый камень был здесь памятен ему. Он всегда много работал, и на войне он тоже очень много работал. Но вот война кончилась, и где он, этот труд? Да, конечно, в Победе. Ну, а материально, как потрогать то, что оставит он на Земле детям? Полигон был для него не местом службы, а следом его жизни...

Он отклонил предложение маршала перебраться в Тюратам. Он и потом не раз отклонял разные очень лестные для него предложения, включая высокие московские кабинеты Министерства обороны. Он остался верен своему Капустиному Яру.

В апреле 1955 года Неделин назначил генерала Алексея Ивановича Нестеренко начальником нового полигона.

Начальник был, но полигона еще не было. Его еще надо было построить, И его строили с невероятной быстротой сотни, тысячи людей. Три десятка молодцов из первого десанта лейтенанта Денежкина стремительно превращались в целую строительную армию: в общей сложности за время основного строительства здесь работало свыше трехсот тысяч человек.

У каждой армии должен быть командующий. Им стал инженер-полковник (затем генерал-майор инженер технической службы) Георгий Максимович Шубников.

Рассказывают, что Шубников по складу характера, воле, упорству и работоспособности был очень похож на Королева. Он был немного старше Сергея Павловича - родился 1 мая 1903 года в Ессентуках в семье плотника. И в отроческие годы начинали они похоже: Королев в стройпрофшколе, Шубников - в строительном техникуме. Но Королева сманила авиация, а Шубников так и пошел по строительной стезе. Служил в армии, в кавалерии, после демобилизации - работал и учился, в 1932 году окончил строительный институт и строил до самого начала войны. И на войне он тоже не разрушал, а строил: укрепрайон на Дону, переправы на Днепре, дороги в северной Буковине, мост на Висле, - долго можно перечислять.

- А после войны, — рассказывал мне заместитель, а позднее преемник Шубникова генерал Илья Матвеевич Гурович, — работа его отличалась от прежней только тем, что не стреляли, и еще тем, что работы этой прибавилось...

Георгий Максимович восстановил и построил заново: железнодорожный мост во Франкфурте на Одере, мосты через Одер в Кюстрине и Староречье, мосты через проливы Штральзунд и Цитентрабен, мост через Дунай в Будапеште, через Шпрее - в Берлине. Он же построил и знаменитый скорбный ансамбль на кладбище наших воинов в Трептов-парке. Потом был Донбасс, аэропорт в Ташкенте,

485

спецобъекты ПВО в Азербайджане и вот теперь Тюратам - главная и последняя стройка его жизни.

Как и Королев, Шубников ничем, кроме работы своей, серьезно не интересовался, а работал с рассвета и заполночь. Звонил жене по телефону, чтобы не ждала его к ужину и весело говорил сослуживцам:

- Замечательная женщина моя жена! Совсем не мешает мне работать!

Как и Королев, был строг и требователен к людям. Как и Королев, имел право на такую требовательность, потому что себя тоже не жалел. Шубников поднимался в шесть часов. Он приспособился бриться и одновременно выслушивать по телефону рапорты дежурных - узнавать, что произошло, пока он спал. После физзарядки завтракал: картофелина, яйцо, горстка капусты, иногда маленький кусочек мяса и стакан чая. Быстро все это съедал и - вперед! Когда и где обедал - никто точно не знал. В том числе и он сам.

Сходство Шубникова и Королева продолжается в их неизбалованности комфортом, сервисом и пищей и дополняется равнодушием к алкоголю, что в условиях полигона и по сути неограниченного (для их ранга) доступа к спирту назвать типичным явлением нельзя. Шубникова довольно часто приглашали на различные застолья - кто ищет, повод всегда найдет: начало работы, окончание работы, рождение, поминки, лишняя звездочка на погоне, просто красный день календаря. И Шубников редко отказывался. Приходил, выпивал бокал шампанского или стопку водки и незаметно исчезал. Сидеть и пировать по несколько часов кряду не умел и не любил, как и Королев.

В общении с подчиненными был Шубников, пожалуй, посдержаннее Сергея Павловича, реже кричал, стучал кулаком по столу, королевского умения "заводить" самого себя и бесспорных актерских способностей Сергея Павловича Георгию Максимовичу не хватало. Рассказывали, как одному провинившемуся прорабу, атлетически сложенному, румяному молодцу Шубников, долго его разглядывая, тихо, словно размышляя сам с собой, сказал:

— Удивляюсь, как вы, мужчина, при всех своих способностях можете так плохо работать...

Мне кажется, реакция Королева была бы другой. Но, как и у Королева, самым суровым приговором Шубникова было:

- Это - безответственный человек.

Даже издалека, рассматривая в бинокль или стереотрубу Королева и Шубникова в кругу других людей, даже не слыша, о чем и как они разговаривают, а только по движению, по походке, жесту внимательный человек сразу признал бы в них лидеров. Они были прирожденными лидерами и знали это. Не надо быть оракулом, чтобы предсказать: стычки между такими людьми возможны и даже вероятны. Они и были.

Королев приехал в Тюратам первый раз ненадолго, между двумя командировками на Северный флот, в сентябре 1956 года. Две вещи поразили его: никогда прежде невиданный размах строительства и невыносимые природные условия. Оказалось, что существует жара и пыль пострашнее, чем в Капустином Яре, причем он понимал, что лето уже на закате, особого ветра нет и это отнюдь не предельная жара и пыль. Летом, как ему рассказывали, было совсем плохо. Солдаты-строители мучились от жажды, воды не хватало. Никогда еще за всю свою долгую жизнь чистенькая насосная станция с блестящим древним дизелем у паровозной водокачки не работала как теперь - круглосуточно, но напоить всех она не могла. Случалось — не на чем было даже сварить солдатам обед. От жары мутилось в голове, и приказы командиров имели уже сомнительный вес. Солдаты самовольно выходили на дорогу, останавливали водовозки и выпивали их досуха, залив все фляги, котелки и ведра. Шоферы не знали, что им делать: драться или плакать, ведь воду ждали там, в пустыне, такие же солдаты...

— Сейчас готов водовод, проблему эту мы решили, — говорил Шубников, усаживая Королева в свой газик. С веселым оживлением демонстрировал Георгий Максимович Главному конструктору все свое хозяйство, рассказывал о ходе работ,

486

не спеша, солидно знакомил со своей "гвардией": начальником политотдела полковником Баландиным, главным инженером подполковником Грунтманом, начальником производственно-технического отдела Гуровичем, командиром 84-й инженерно-строительной-бригады полковником Гордиенко, 101-й - подполковником Дуровым, 2-й Симферопольской ордена Красного Знамени - полковником Халабуденко и другими высшими офицерами специально созданного в Тюратаме Управления инженерных работ (УИР). Уже по тому, как подтянуто выглядели офицеры - именно у строителей такое не часто встретишь, по тому, как подходили, как докладывали, как спокойно, без суеты, с точными цифрами отвечали на его вопросы, Королев видел, что дело у Шубникова поставлено четко, но от похвал удерживался, напротив, вид имел сурово озабоченный, что контрастировало с улыбающимся Шубниковым. Георгий Максимович уже "вычислил" Королева. Он понимал, что мнимое недовольство Главного конструктора во многом наигранное, поскольку Королев, очевидно, думает, что оно позволит ему с большей требовательностью настаивать на ускорении работ и вообще вести диалог в наступательных тонах. Всем этим хитростям научил Шубникова его собственный начальник — генерал Григоренко, угодить которому было невозможно: как бы ты ни работал, разноса не миновать. Даже если Григоренко видел, что сегодня все хорошо, он устраивал профилактический разнос, чтобы завтра было еще лучше. И теперь, вспоминая уроки Григоренко, Шубников улыбался, разгадав тактический ход Королева. А потом, черт побери, он имел основания улыбаться!


С.П. Королев военными строителями, в центре Г.М.Шубников

Сделать за такой короткий срок удалось действительно немало. Шубникову было чем гордиться: многие километры дорог, железнодорожных путей, теплоцентралей, электролиний, первая очередь кислородного завода. На "площадке № 10" — она превратится в город Ленинск — заложен первый жилой дом. В июне 1955 года приступили к строительству самого большого здания полигона - МИКа -монтажно-испытательного корпуса, это была "площадка № 2". Во второй половине сентября там начали сооружать и первый стартовый комплекс. Самая трудоемкая работа шла, пожалуй, именно на "площадке № 2": предстояло вырыть огромный и глубокий пламеотводный канал. Примерно за полгода - к апрелю 1956 года -отрыли и вывезли миллион (!) кубометров грунта. И раньше бы сделали, но отчаянные морозы января на некоторое время парализовали технику. Тогда же, в январе, начали возводить собственно старт - тоже сооружение циклопическое. В

487

апреле на "площадке № 2" приступили к бетонным работам. С гордостью показывал Шубников и школу, сданную перед самым приездом Королева.

- Много ли тут детей, что вы уже школы строите? - ворчливо спросил Королев.

- Сто тридцать шесть, Сергей Павлович. Пока сто тридцать шесть, - примирительно ответил Шубников.

Первый раз они "сцепились", когда осматривали общежитие для стартовиков на "площадке № 2". Это был довольно неказистый двухэтажный барак, строителей которого можно было обвинять в любых грехах, но не в стремлении к архитектурным излишествам. Впоследствии среди ракетчиков, начавших ездить на полигон в те годы, он за свой "комфорт" и нравы, в нем царящие, быстро получил прозвище "Казанский вокзал".

- Мои инженеры не будут жить в таких бараках! - заявил Королев.

По нерву в его голосе Шубников понял, что он очень раздражен. Георгий Максимович уже готов был ответить какой-то ватной фразой, в которой гнев Королева, не встретив сопротивления, наверняка бы увяз, но увидел багровое от ветра и возмущения лицо Халабуденко. Без сна и отдыха уже год тянул Михаил Иванович стартовый комплекс, замерзал, тонул в зыбучем песке и плакал от счастья, когда его солдаты бросали в первый кубик застывающего бетона двугривенные. Шубников увидел его лицо и понял, что, если он сейчас не "врежет" Королеву, если "ляжет", - свои не простят. Очень не хотелось ссориться с Главным, но работать-то со своими...

- Кто вам дал право так разговаривать? - спокойно, но громко спросил Шубников. - Почему мои инженеры, которые ничуть не хуже ваших, могут жить в землянках, а вашим я должен строить барские хоромы? Я строю согласно проекта, утвержденного правительством, и прошу вас об этом не забывать.

Надо заметить, что в бытовых тяготах ракетчиков в какой-то степени виновен был и сам Сергей Павлович. Уже давно усвоил он лукавые правила некой финансовой игры, в которую играли наши руководители, наверное, во всех министерствах. Если затевалось какое-то большое дело: новая электростанция, или городок, или самолет - неважно что, — смета составлялась так, чтобы стоимость новой этой затеи была минимальна. При ее утверждении наверху подчас удивлялись: "Надо же! Такое большое дело, а стоит сравнительно недорого!" Работа разворачивалась и в смету, естественно, не вписывалась. И те, кто составлял смету, и те, кто ее утверждал, знали, что вписаться невозможно. Но первые надеялись, что им денег прибавят: "Смотрите, как отлично идут дела, еще немного и..."; а вторые - что удастся от них отбрыкаться: "Все, что вы просили, мы вам дали и больше нет..." Затем путем взаимных уступок находили золотую середину. Но что такое "взаимные уступки"? Это как раз и есть экономия на том, что называется соцбытсектором. На полигоне нельзя было экономить ни на МИКе, ни на стартовом комплексе, поэтому экономили на гостиницах.

Первая стычка Королева с Шубниковым сразу показала Сергею Павловичу, что перед ним "достойный противник". Вечером того же дня, когда в сумерках началось совещание в УИРе, Королев был уже совсем другим. Он опять наступал - на этот раз сыр-бор разгорелся вокруг железнодорожной ветки, идущей к МИКу, ее строительство действительно выбилось из графика, но это был уже совсем другой разговор, иной тональности, в котором уже превалировали ноты общей озабоченности и слышались даже минорные отголоски дружеского расположения.

- Я вас понимаю, - говорил Королев, - но и вы меня поймите. К Новому году я должен начать в МИКе сборку первого изделия. На грузовике я ракету на вторую площадку не довезу. Поэтому я прошу отнестись со всей ответственностью к дороге. Если у нас будет готов старт, а не будет этой ветки - нам старт не нужен...

Уже все чаще вместо "я" - "мы", "нам"... Как же он хитер! Нет, с этим мужиком не соскучишься, - Шубников прихлопнул ладонью стол:

- Ну, Сергей Павлович, это, я надеюсь, все тут понимают...

Через день, когда снова ходили они вместе по МИКу, Королев сказал:

488

- Да! Вижу теперь, что вы умеете строить быстро и хорошо. Я уверен, все будет готово к сроку, строители не подведут. - Помолчал и снова, с чисто королевским упорством вернулся к старой теме: - Но все же, Георгий Максимович, отделайте, пожалуйста, получше гостиницы для моих сотрудников. Я понимаю, в этих условиях... Но если что можно, сделайте, пожалуйста, а? Люди ведь у меня золотые...

- Что можно - сделаем, - отозвался Шубников. - А насчет людей... Если у вас золотые, у меня — стальные...

Королев вскоре улетел, но по своему обыкновению о разговоре не забыл, более того, как-то хитро обойдя ведомственные рогатки (ведь они с Шубниковым относились к разным министерствам, комедия да и только!), сумел послать военным строителям плитку, краску, электрооборудование и другие материалы из своих фондов.

С той поры Королев стал регулярно наведываться в Тюратам, внимательно следить за ходом работ и с каждым приездом своим убеждался, что Шубников - тот человек, которому надо помогать. Конечно, не раз еще они ссорились и оба произносили гневливые речи, но уже знали цену друг другу и искренне уважали один другого. Друзьями они не стали, но были настоящими товарищами до конца своих дней: Сергей Павлович пережил Георгия Максимовича меньше чем на полгода.

Я приехал первый раз в Ленинск - так, недолго ломая свои натруженные ратными заботами головы, окрестили в Министерстве обороны новый город — уже после смерти и Шубникова, и Королева, весной 1967 года. Но я еще застал деревянные бирочки на деревьях, которые росли вдоль улиц. На бирочках было написано: "Ответственный..." и фамилия человека, который должен был следить, чтобы дерево не засохло. Тогда в Ленинске зеленел уже городской парк и невозможно было поверить, что 10-12 лет назад здесь не росло ни травинки, и только ветер - солдаты называли его "Хоттабычем"65 - гонял колкие шары перекати-поля. И парк с аллеями серебристых тополей, и зеленые улицы - это привет от генерала Шубникова из прошлого.
65Когда я рассказал своему соседу по дому писателю Лазарю Иосифовичу Лапшу, как в Тюратаме называют этот злой суховей, он был невероятно горд, что его "Старик Хоттабыч" - веселая повесть для детей - пользуется такой популярностью и на космодроме.

Деревья решил посадить Георгий Максимович.

- В успех дела никто не верил, - рассказывал генерал Гурович, - откровенно говоря, я тоже был убежден, что затея эта пустая и ничто в этом пекле расти не будет: природа есть природа, приказом по части ее не возьмешь. Но Шубников настоял на своем...

Финансисты УИРа подсчитали, что на ирригацию, трубы, арыки, транспортировку и высадку деревьев потребуется пять миллионов рублей. И денег, как и полагается финансистам, не дали.

- Если бы я был уверен, что из пяти саженцев хоть один приживется, я бы тебе денег дал, - говорил самый главный финансист. - Но, Георгий Максимович, пойми, погибнут ведь все! Все пять погибнут! И ответственность ляжет на тебя. Затаскают по кабинетам, устанешь рапорты писать...

Шубников не испугался. Осознание современниками истинной ценности личности часто запаздывает, но маршал Неделин еще в 50-х годах говорил:

- Это счастье для Министерства обороны, что во главе строительства полигона стоит Шубников.

Для военного человека Митрофан Иванович Неделин был, пожалуй, иногда чересчур мягок и податлив, особенно когда дело касалось не его непосредственных забот, а проблем сопутствующих. Строители постоянно старались втянуть Неделина в круг своих споров, заручиться его поддержкой в борьбе с оппонентами. Оппоненты делали то же самое.

- Меня убеждают, - говорил он Королеву, - что дома в Тюратаме надо

489

строить в девять этажей и больше. А Шубников категорически против. Он говорит, что дома не должны быть выше деревьев, иначе задохнешься от жары. А вы что думаете?

- Прав Шубников, - подумав, ответил Королев, - я его поддержу. Лучше всего строить для каждой семьи отдельные коттеджи с садиком, огородиком, с бассейном...

- Это сколько же надо земли и воды, - вздохнул маршал. - Город-то большой будет...

- Земли тут хватит, — убежденно продолжал Королев, воды под нами — море. Мы начали здесь дело, которому в обозримом будущем конца нет. Поэтому людей к этой земле надо привадить. Человек, который посадил дерево и съел с него яблоко, не уедет от своих трудов. Поэтому Шубников прав!

- Но если город будет большой, и люди в нем останутся жить, то надо думать о школах, техникумах...

- ...и институтах, — перебил Неделина Королев. — А со временем филиал Академии наук откроем или даже Академию Космоса!

Мы сидели с Гуровичем в парке неподалеку от могилы, где похоронены ракетчики, погибшие вместе с Неделиным.

- Мне трудно объяснить вам, что же, в конце концов, сделал Шубников, не потому, что вы не инженер-строитель, - говорил Илья Матвеевич. - Дело не в этом. Чтобы вы действительно поняли, вам нужно было прожить хотя бы один день в том аду, испытать на себе это пекло, узнать вкус драгоценного глотка теплой, нагретой солнцем во фляге воды, увидеть хотя бы одну пыльную бурю... Даже не бурю, просто увидеть "ту" пыль. Летом 1955 года, помню, встали несколько десятков новейших самосвалов: никакие фильтры не могли сдержать пыль, и она точила цилиндры автомашин, как наждак. Перед сном всегда стряхивали простынку - полная постель песка. Хорошо, если без сколопендры... Вот если бы вы прожили так один день, вы бы поняли, что такое десять лет стройки в пустыне, что такое дерево под твоим окном, поняли бы, что сделал Шубников...

В 1965 году у Шубникова случился инсульт. Он лежал в люксе тюратамской больницы в сознании, но ничего не видел, отличал только день от ночи. Королев пришел навестить его вместе с Гуровичем. Илья Матвеевич рассказывал:

- Услышав наши шаги, Георгий Максимович приподнялся в кровати и воскликнул:

- Постойте, не говорите, кто вошел! Я сам попробую угадать. Один - это Илья, а второй... Неужели Сергей Павлович?

Они обнялись. Я вышел из палаты, оставив их вдвоем. Через некоторое время оттуда вышел Королев, попросил у медицинской сестры валерианки и залпом выпил. На другой день Королев на своем самолете отправил Шубникова в Москву, в Главный военный госпиталь.

Больше они не виделись: Георгий Максимович умер 31 июля 1965 года. Похоронили его на родине - в Ессентуках.

Через десять лет после старта первой ракеты, когда я впервые увидел Ленинск, у полустанка Тюратам стоял город под стать областному - с вокзалом и аэропортом, с Дворцом культуры, кинотеатром, спортивным центром с большим бассейном, гостиницей, узлом связи, универмагом, рестораном, где вечерами играл оркестр и танцевали девочки в мини-юбочках, и даже с магазином "Филателия". Как удалось сделать все это, не говоря уже о сотнях километров железнодорожных путей и шоссейных дорог, электрических линий и водопроводов, о монтажно-испытательном корпусе, длина которого превышает сто метров? Как удалось запустить в этой пустыне первую межконтинентальную ракету меньше чем через два с половиной года после того, как в песок вбили символический рельс, а если быть пунктуально точным - за 844 дня между высадкой "десанта" лейтенанта Денежкина и подписанием акта о сдаче стартового комплекса в эксплуатацию?!

490

Объяснять все только строгостью военного приказа вряд ли будет правильно. Сталин уже умер, за неповиновение не расстреливали, на каторгу не ссылали, напротив, наступали самые либеральные годы хрущевского десятилетия. В те времена сроки строительства других, не менее ответственных и тоже специальными постановлениями оговоренных объектов срывались сплошь и рядом. Поэтому склонен объяснить успехи в Тюратаме причинами субъективными, в первую очередь - личностью самого Георгия Максимовича Шубникова.

- Я не фантазер. Я ставлю перед собой реальные цели. Но когда цель намечена - я ее достигаю, - часто говорил Шубников.

Он выработал свою собственную методику управления гигантской стройкой и неукоснительно ей следовал. Выбирал какой-то объект, досконально изучал всю его документацию и, прихватив с собой начальников всех подразделений с этим объектом связанных, с утра следующего дня отправлялся туда и на месте решал все вопросы. Никогда не распылял сил, не "стрелял по площадям" - только по конкретным целям.

Зигмунд Фрейд говорил: "Гений и послушание - две вещи несовместимые". Шубников не гений, конечно, но, как всякий истинный талант, послушанием не отличался, постоянно конфликтовал с разными начальниками. Ему, например, не раз указывали, что он "раздувает производственную базу", что база эта сооружается "чересчур капитально". Но он упорно, словно не слыша всех этих тормозных окриков, тянул свое и базу такую создал, и это во многом сократило сроки строительства. Здесь был у Шубникова верный единомышленник и союзник - Алексей Алексеевич Ниточкин.

Многие военные строители приезжали в Тюратам с таким настроением: быстро, годика за два-три построить военный городок, МИК, стартовый комплекс и быстро из этого богом забытого места сматываться. Собирались строить именно городок, а не город. А Ниточкин хотел построить город.

Главный проектировщик Тюратама Алексей Алексеевич Ниточкин был коренным москвичом, работать на стройках начал еще мальчишкой, закончил Московский инженерно-строительный институт, был руководителем группы в "Теплоэлектропроекте" и, если бы не война, может быть, и прожил бы тихо в родной Москве. Но в 41-м, проучившись три месяца на курсах в Военно-инженерной академии, попал на фронт и неожиданно для самого себя стал прекрасным офицером, обнаружив в себе смелость и мужество решительно ему неизвестные. Он кончил войну в Берлине - вся грудь в орденах и медалях — и остался военным строителем. Когда его назначили руководителем проекта нового полигона, он был уже инженер-подполковником. Умница, прекрасный специалист, одаренный художник, не мог он побороть единственную слабость, которая его губила: водку. Это знали и прощали ему: человек был добрый, хороший и талантливый.

Ниточкин, наверное, раньше других строителей понял, что этот полигон надолго, что его на всю жизнь хватит, что одним стартовым комплексом дело не кончится, что, кроме Королева, полигон этот завтра понадобится и Янгелю, и Челомею, и кто там еще что пострашнее придумает. Поэтому он проектировал не городок, а город. Поначалу, как истинный москвич, да и вообще городской человек, робел от безбрежных казахских просторов. Его поправил Неделин:

- Ну, что ты жмешься, Алексей Алексеевич! Давай немного раздвинем здания, сделаем дворы попросторнее, чтобы ребятишкам было где побегать. Ведь кругом такой простор, земли на все хватит...

Но было бы ошибкой объяснять все победы военных строителей личными качествами и талантами их командиров. Есть и объективные причины. В какой-то очередной, пузырящейся пафосом "космической" книжке прочел я жизнерадостную фразу: "Космодром строила вся страна". Несмотря на затертость самого стереотипа, он отвечает истине: космодром действительно строила вся страна, чаще всего сама о том не зная. Те, кто валил лес, плавил металл, делал цемент, - не знали, куда все это пойдет, но космодром строила вся страна. Отказа не было ни в чем. Каждый день заместитель Шубникова по материально-техническому снабжению

491

Андрей Александрович Ткаленко звонил в Москву своему министерскому коллеге - заместителю начальника Главного управления специального строительства по материально-техническому снабжению Михаилу Васильевичу Кузьмину и диктовал, диктовал, диктовал, что ему нужно, а Кузьмин записывал, записывал, записывал и отсылал, отсылал, отсылал...

Дело доходило до анекдотов. Однажды, когда Ткаленко разговаривал с Кузьминым, в комнату зашел находящийся на полигоне генерал Григоренко и начал по обыкновению кого-то распекать. Ткаленко пошутил:

- Вот тут Михаил Георгиевич зашел и говорит, что нам для хорошей работы скипидар нужен, чтобы закапывать...

В это время связь прервалась. Каково же было удивление Ткаленко, когда просматривая на следующий день бумаги о вновь прибывших грузах, он обнаружил накладные на две двухсотлитровые бочки скипидара, доставленные самолетом!

Не менее курьезный случай, иллюстрирующий ту же мысль, произошел позднее, когда на космодроме выяснили, что протирать опорожненную заправочную цистерну перед новой заправкой вафельными полотенцами нельзя, так как мельчайшие ниточки забивают фильтры насосов. Стали думать, чем же протирать. Один шутник заправщик сказал:

- Я знаю отличный материал. Надо вытирать щетками из рыбьего уса...

Кто-то из офицеров услышал, и вскоре щетки из рыбьего уса попали в инструкцию по заправке. Когда инструкцию не глядя подписал Бармин, а потом и Королев, она приняла форму приказа. И вот заправщики пошли на склад получать положенные щетки, а им уса, естественно, не дают. Они пожаловались Бармину: подписанная им инструкция не выполняется. Бармин, который не упускал случая свалить на военных, если не вину за что-то, то хотя бы возможность вины, отметил на заседании Государственной комиссии недоработки со стороны военных снабженцев, что ужасно раздосадовало главкома ракетных войск Кирилла Семеновича Москаленко, который всегда старался всем доказать, что если на полигоне и бывают какие-нибудь накладки, то происходят они исключительно по причине расхлябанности гражданских товарищей. Москаленко после заседания Госкомиссии устроил своим снабженцам суровый разнос и приказал немедленно вылететь в Москву и без щеток из рыбьего уса на космодром не возвращаться. Гонец Москаленко оказался человеком исполнительным и очень дотошным. Он перевернул вверх дном все столичные ихтиологические институты и лаборатории, весь Минрыбпром, но не обнаружил даже следов рыбьего уса. Ему предлагали взять китовый ус, но ни на какие замены он не соглашался. Намекали, что, возможно, это, так сказать, эзопов язык, что на самом деле под рыбьим усом подразумевается некое секретное стратегическое сырье, возможно, даже получаемое из-за рубежа через третьи страны, но проверка и этой версии ничего не дала. Обессиленный гонец вернулся на космодром без рыбьего уса, честно обо всем доложил и был прощен главкомом, который не преминул отыграться на Бармине и подпустил шпильку Королеву. Инструкцию по заправке переделали.

Редкой силы стужа, бураны и метели, начавшиеся перед самым новым 1957 годом, затормозили работы по прокладке железной дороги к старту. Утром 26 декабря шел сильный дождь, а к вечеру мороз достиг 36 градусов. На дорогах был чистый, как зеркало, лед. Стройка стала. Машины, тракторы, бульдозеры нельзя было заглушить ни на час: масло и солярка становились такими же тягуче-густыми, как асфальт летом. У заглохших машин шоферы снимали аккумуляторы, в землянках спали, прижимая их к себе, согревая собственным телом...

Люди очень измучились в эти дни, и, тем не менее, уже в феврале во всю развернулась работа по монтажу технологического оборудования на стартовой позиции. Через некоторое время подключились монтажники Госкомитета по электронике, их дело - системы управления, телеметрия, коммуникации шлемофонной и громкой связи.

492

Настал день, когда Королев позвонил из Подлипок Нестеренко и Шубникову:

- Отправляю...

В начале марта 1957 года сверхсекретный спецпоезд, густо усыпанный краснолицыми солдатами охраны в белых полушубках, вышел из ворот завода имени Калинина. В опечатанных вагонах лежала разобранная по частям ракета Р-7 - первая ракета полигона Тюратам.

в начало
назад

Рейтинг@Mail.ru Топ-100