|
* * *
Я уйду в природу белоствольную,
я умоюсь солнечной водой,
там моя, моя сторонка вольная
обещает думу и покой.
Прошагаю теплыми ночами,
к той земле горячей припаду
и руками, пальцами, ногтями
доберусь, обрадуюсь, найду.
Он лежит совсем, наверно, целый,
от земли металлом отделен,
в золотых погонах офицера,
на просветах с крылышками —
он!
Летчиков погибшими не помнят.
Им посмертно в памяти летать.
Летчиков запаянно хоронят,
чтоб живыми только вспоминать.
Всю природу молча попрошу я,
упаду перед природой ниц:
«Поднимись, Иван Григорич Чуев,
из любого праха поднимись!»
Застывает слово, как пехота
перед тем, как быть или не быть,
потому что очень уж охота
иногда с тобой поговорить.
Без тебя чужой я на планете,
без тебя, чем дальше, тем страшней.
Столько лет нигде тебя не встретил,
только боль становится больней...
1968
* * *
Отцу предстояли ночные полеты,
его мы к закату будили.
Отец уходил за далекие ветлы,
и солнце за ним уходило.
И долго отца было чуточку видно
в высокой листве золоченой.
А я оставался такой беззащитный,
такой навсегда защищенный...
1979
* * *
И. В. Сулимову
Он забыл, что он был командиром полка,
что осталась на Западном фронте рука.
Он не просто забыл — он закончил полет,
в мирном мире без неба забот достает.
Где-то служит майор вдалеке от небес,
где-то скромно живет, на высоты не влез.
Как связной поколений, стою перед ним.
Он отца моего знал пилотом своим.
Он заданья крутые ему доверял
и забытой рукой иногда козырял.
1981
Иван
Как вымпел советского цвета
и как карабин на весу,
сквозь все испытанья на свете
я имя твое пронесу.
На имени этом извечно
история тянет вперед,
мой самый родной человече,
небесный ты мой тихоход.
Ты не был героем. И помнить
немногие будут тебя.
И только в единственном доме
ты вечен, войну оттеня.
И будущий сын мой бедово
взойдет под военный портрет.
На дедушку молодого
ему еще долго смотреть.
Он столько задаст мне вопросов,
он столько придумает сам,
в тебя по-орловски курносый,
поверивший всем чудесам.
И чтобы ему разобраться,
не раз ты вернешься домой,
фанатик сплошной авиации,
сподвижник ее рядовой...
1965
* * *
О чем сожалеть,
если нет повторенья
ни детской печали,
ни взрослых минут?
Тебе остается лишь благодаренье —
пусть хоть фотографии дольше живут.
Но было ведь,
было огромное счастье,
как небо
над запахом летных полей!
Мой батя
с работы домой возвращался,
красивый,
как ветер в шелках ковылей.
Шагал мой отец по простору России,
по небу в крови,
по войне —
наяву.
Храню я погоны его золотые,
и даже неловко,
что дольше живу.
1980
|
|