|
* * *
В шкафу, другими карточками сжаты,
среди всего, что долго берегу,
Сафонов и английские сержанты
стоят у «харрикейна» на снегу.
Зачем североморский снимок бравый,
зачем твоя улыбка мне, сержант?
Как будто эти мужество и слава
мне, лично мне, с войны принадлежат.
Не знал в живых, не выдумал погибших,
но знаю, что, спасенные во мне,
с годами поднимаются все выше
те соколы, что были на войне.
Они летят, и в небе не поджечь их,
не скроет их полярная вода.
Есть мой, особый мир.
В нем нет ушедших.
В нем доблесть остается навсегда.
1978
Грузинская осень
На голубой ладони небосклона
недолгие белеют письмена,
и облаков прозрачные знамена
плывут, как бурь далеких имена.
Перелицован сад демисезонный,
свисает свет густеющий с айвы,
и небо топит след инверсионный,
как смерть стирает линию судьбы
1986
В гостях у Мосолова
Есть к подвигу любовь.
Ее основа
да будет жить как дар,
как волшебство.
Вот я сижу в гостях у Мосолова
и сам не знаю, что люблю его.
Какие есть герои у России! —
с медалями француза де Ляво —
дают их за рекорды мировые.
Но три такие —
только у него.
Он дважды,
трижды умер и родился,
великий русский летчик Мосолов,
когда в покоях Боткинской больницы
врачи его сшивали из кусков.
Бинты на нем насквозь пропахли гарью,
от лютой боли наступала ночь.
Тогда пришел к нему пилот Гагарин —
не подбодрить, а вместе превозмочь.
...Хранит не боль —
улыбчивую шалость —
любительского фильма карнавал.
Ведь это свет от Юры отражался
и на бегущей пленке застывал!
Хозяин электричество включает, —
ни Юры, ни француза де Ляво, —
и только мы, вечерние, за чаем,
как будто бы и не было всего.
Вернее, было все, но без аварий,
без мук и неутешного следа,
и в Звездный возвращается Гагарин
и, может, завтра позвонит сюда.
1972
|
Сафонов и английские сержанты…
ФОТО
Георгий Мосолов
ФОТО
|