Содержание

Игорь Шелест. «С крыла на крыло»

Первый ученик

   Тридцатые годы!.. Кто-то назвал их тогда «золотыми годами авиаспорта».
   Хочу поговорить еще «наедине» с Яшей Мошковским.

   Яша не пытался скрыть своей улыбки, когда Минов переходил к восторгам от нового своего увлечения — планерным спортом.
   — Леонид Григорьевич, дорогой!.. В такой спешке? Давайте не будем!..
   Стоят друг против друга, смеются, каждый по-своему.
   Высокий Минов, будто растянутый слегка, гладкие волосы назад.
   И коренастый Мошковский — буйная шевелюра, гимнастерка из коверкота на манер толстовки, фонарями рукава.
   Два мастера — Минов и Мошковский. Большие знаки у обоих — как в зеркале: белые купола по ультрамарину неба. На подвеске число прыжков... Кто из молодых не мечтал об этом? Да, но сколько нужно прыгать!
   Яков Давыдович поворачивался на каблуках. Он носил коричневые сапоги, хотя это было не совсем по форме. К тому же одно голенище было чуть тоньше и выявляло не слишком совершенный изгиб ноги — память все тех же переломов при прыжках.
   Уже отходя от собеседника, прихрамывая, Яша мог вспомнить какой-нибудь придуманный им пустячок...
   — Да, простите, совсем забыл: вот новость... Скоро поступит в продажу бильярд  с о  с п л о ш н о й  л у з о й! Для сумасшедших!.. Чтоб не нервничали. Следите за рекламой!..
   К планеристам Яша относился в общем не дурно, но все же считал их «недостаточно окрепшими головами».
   — Поговорите с Остряковым, Балашовым, возьмутся всех вас «перебросать» — пусть, не возражаю, — говорил Мошковский. — У нас, как у спартанцев: которые уцелеют — могут выйти в люди. Еще не поздно!
   Для своей школы в Тушине он подобрал инструкторов себе по духу.
   Внешне Мошковский уступал им — это были московские красавцы. Но по смелости, по преданности «с потрохами» все тому же парашютизму подобрать себе равных он просто бы не смог.
   Кто из новичков в то время не получал лучезарной улыбки Николая Острякова, покидая самолет?.. Кого не провожал ободряющий взгляд Пети Балашова?.. Нога уже над пропастью в пятьсот метров, правая рука сжимает кольцо...
   «Ступай», все будет хорошо!» — говорили они глазами.
   Позже Остряков вернулся из Испании Героем... Особенно проявил себя в Отечественную войну — при обороне Севастополя. Он был командующим черноморской авиацией, но не посчастливилось ему увидеть нашего триумфа, погиб при бомбежке.
   Балашову тоже не суждено было дожить до конца войны.
   Рассказывают, что при перелете в горах он попал не то в снежную бурю, не то в туман. Петр был перегонщиком: водил на фронт американские «бостоны»...
   В памяти так и остались их улыбки.
   Теперь отступлю еще на несколько лет назад, к году тридцатому.
   Яков Мошковокий был дежурным по авиабригаде, когда Минов впервые прилетел в их часть после возвращения из Америки, где он изучал парашютное дело.
   От серебристого Р-5 Минов шел аршинными шагами, не обращая внимания на молодого летчика. Яков поспешал, бросая взгляды на ястребиный профиль гостя, на пурпурный ромбик в голубой петлице. Мошковский не мог долго молчать.
   — А я знаю, зачем вы прилетели к нам!.. — сказал он.
   Минов обернулся, удивленный формой обращения.
   С любопытством взглянул на парня с наганом, «кубарями» в петлицах и повязкой на рукаве. Глаза, какие-то проворные, восторженные и лукавые, о чем-то уже просили.
   — Зачем же? — поинтересовался Минов.
   — Будете демонстрировать здесь парашютные прыжки!
   — Вот как!.. — улыбнулся довольно Минов.
   Позже Мошковский нашел случай еще раз встретиться и заявил в упор:
   — Товарищ командир, если станете подбирать тех, кто захочет прыгать, так, чур, я первый!..
   Когда Минов в беседе с командиром бригады попросил прикрепить к себе расторопного летчика для вывозки и помощи, тот задумался: «Кого бы это?»
   — Скажите, командир, а этот ваш дежурный, что меня встречал... Как его?..
   — Мошковский? Вы знаете, это мысль. Он мне две недели не дает прохода с вашими прыжками. Узнал как-то, что вы прилетите, и стал приставать: хочет обязательно прыгнуть первым!

   Примерно через год, 22 апреля тридцать первого года, учитель и его первый ученик проводили обучение летчиков парашютным прыжкам в истребительной части Бориса Юнгмейстера.
   Они привезли с собой три тренировочных парашюта.
   Первым с утра выполнил показательный прыжок Минов. За ним прыгнул Мошковский.
   На третьем парашюте спустился новичок — один из командиров части.
   После переукладки парашютов к вечеру Минов повез первым для прыжка летчика Журавлева.
   Невиданное в те времена зрелище громадных зонтов в небе собрало вокруг аэродрома толпу людей. Это были в основном курортники южного городка — народ свободный.
   Весь личный состав авиачасти прятался от солнца в тени ангаров.
   По команде Журавлев вылез на крыло.
   Минов ободрил его улыбкой, и летчик тоже сделал попытку улыбнуться.
   «Пора!» — кивнул инструктор, и летчик, отпустив левую руку с борта, стал падать спиной и... рванул наотмашь кольцо.
   Свалив машину в крен, Минов видел, как почему-то вяло наполняется основной купол: он принял несимметричную форму... Еще несколько секунд и... купол стал закручиваться в жгут. Летчик медлил с раскрытием запасного парашюта.
   — Все! — крикнул Минов и в кровь прикусил губу. Он чуть не спикировал к земле.
   Прямо с посадки Минов тихо подрулил к толпе людей, ощущая легкую тошноту. Смерть тошнотворна, особенно когда совсем рядом махнет своим крылом.
   Еще из кабины он увидел Мошковского: очень проворный всегда, тут он суетился, подгоняя зачем-то к себе лямки парашюта.
   — Куда вы, безумец! — Минов соскочил с крыла очень бледный, потрясенный несчастьем.
   Так хорошо начатое дело могло пойти прахом. Все доверие к парашютам у летчиков исчезнет, как ясный день в тумане. После трагедии попробуй агитировать за надежность парашюта...
   Вот... Всего несколько минут назад был веселый, смелый человек... А теперь лежит, укрытый белым шелком.
   — Отставить! — желчно скомандовал Минов. — Мошковский, возьмите себя в руки!
   — Леонид Григорьевич, я должен... Вы должны мне разрешить... Только прыжок, сейчас, сию минуту — хоть как-нибудь...
   Минов помедлил: «Может быть, он прав? Страшному гнету нужна разрядка!»
   Они еще не знали, в чем там дело, но были уверены: только нелепая случайность!
   — Решайте, Леонид Григорьевич... Я верю, и вы верите... Парашют не виноват!
   — Что ж, давайте, Яша!
   Через десять минут Яков Давыдович уже спокойно спускался под белым куполом и видел сквозь отверстие над головой очень синее южное небо. Вниз он не смотрел.
   На похоронах погибшего оба стояли в почетном карауле. Уже было известно: пружина вытяжного парашюта, пока Журавлев падал спиной, попала ему сзади под шлем.
   Нелепейшая случайность!
   Основной купол стал выходить, завернув вершину. Потом пружинка разорвала шлем... но было уже поздно. Парашют закрутился в жгут.
   Они слышали, как рыдала женщина. Сквозь ее рыдания прорывались проклятия извергам, что отняли у нее мужа.
   Кошмарное было настроение.
   Вечером Минов долго бродил один по пляжу.
   «Нужно прыгнуть с парашютом... Журавлева! — твердо решил он. — Завтра же я это сделаю. Нужно объяснить так, чтобы все знали, и публика тоже: парашют нужно реабилитировать!»
   Утром Яков, как только узнал, заторопился:
   — Леонид Григорьевич, дайте мне прыгнуть. Вы не должны рисковать... Вы...
   — Оставьте, Мошковский, — резко оборвал Минов. — Это обязан сделать я, и только я!
   Мошковский смолк. Впервые он услышал от учителя такое обращение.
   На другой день утром к Минову обратился командир части Борис Юнгмейстер:
   — Леонид Григорьевич, вы напрасно обижаете Мошковского. Он тоже вправе на этот прыжок.
   Подошел комиссар и тоже стал защищать Мошковского.
   — Да что вы... в конце концов! — вскипел Минов. — Здесь я ответственный руководитель демонстрации парашютов, и позвольте!.. Решать буду сам!
   Юнгмейстер немного погодя опять заговорил:
   — А что, если решить по справедливости: потянуть жребий? Никому не обидно... А? — и уставился на Минова.
   Минов выругался про себя, чувствуя, что скамейку выбивают из-под ног.
   — Ладно, давайте жребий... Черт с вами!
   Юнгмейстер вытащил коробок спичек.
   — С головкой — прыгать, — сказал он. — Вот две, — и спрятал спички за спиной.
   — Какую?
   — Левую, — не думая, ответил Минов.
   — На, получай! — ответил Юнгмейстер, и Минов увидел белый обломок.
   — Итак, по чести: прыгает Мошковский, — добавил комиссар с улыбкой.
   — Ладно, — недовольно щелкнул каблуками Минов и вышел.
   На этот прыжок он повез Мошковского сам.
   Надевая парашют Журавлева, Яков успел «ввернуть» про попа и осужденного. Оба тащились к месту казни в гнусную погоду, и вот батюшка решил как-то утешить того, чьи часы были уже сочтены: «Тебе, сын мой, только в один конец, а мне еще придется возвращаться! Бр-р!»
   — Слушайте, Яша, оставьте ваши анекдоты хоть сейчас. Поймите, не до смеха.
   — Есть, товарищ командир! — вытянулся Мошковский.
   Как ни верил Минов в парашюты, а все же ему было крепко не по себе. Он волновался и не хотел, чтобы это заметил Яков. Мошковский тоже был очень возбужден. Он рано вылез на крыло и прятал голову за козырек пустой кабины.
   Минов смотрел направо, вниз через борт, рассчитывая прыжок. Яков сам увидел, что пора. Глянул в глаза Минову. Тот поднял очки и пошевелил губами: «Ступайте, дорогой!»
   Яков повалился, разворачиваясь лицом к земле.
   Тут же у него из-за спины словно выстрелил белый жгут и вспыхнул перламутром раскрытой раковины.
   У Минова выдуло слезы.
   Он закрыл глаза очками и закрутил машину в радостную спираль, сопровождая парашютиста до земли.
   Так и прочертил глубоким креном вокруг него.
   Мошковский вскочил на ноги, помахал рукой. Шелк недвижно распластался рядом.
   Когда Минов подрулил, Яшку уже качали. Он барахтался, что-то кричал.
   Комиссар тут же стал записывать — прыгать захотели почти все летчики части.
   За обедом только и разговоров было, что о прыжке Мошковского на злополучном парашюте. Когда подали второе, Юнгмейстер вдруг сказал:
   — Не могу больше, Леонид... Должен сказать тебе: спички те были обе без головок.
   Минов бросил вилку и нож.
   — То есть как это прикажете понять? — резко сказал вставая.
   — Так и понимай... Это у тебя, Леня, необыкновенный друг. Мошковский нам с комиссаром не давал шагу ступить: умолял, требовал дать прыгнуть именно ему. Убеждал, что мы не смеем рисковать Миновым!..

   Должно быть, в тридцать пятом году Мошковский заехал в Коктебель, на Узун-Сырт.
   В чудный августовский день на очередном планерном слете дул несильный, ровный ветер. Над южным склоном, что вечно любуется видом на Карадаг, гуськом парили молчаливые планеры...
   Здесь Яша впервые познакомился с одним из них.
   Еще перед обедом Мошковский появился на старте: оживленный, с шуткой, как добряк с кисетом: «Угощайтесь!.. Самосадик свой... Полноте, сколько угодно!»
   — Яша, не хотите ли испробовать парение? — предложил начальник слета. — В вас не больше ста?
   — Меня душит смех... Будто не знаете, что во мне семьдесят!.. Давайте, где ваш планер?
   На старт подтащили учебный паритель. С кабины сняли фанерный футляр-обтекатель. Яше представилась сиротливая балка. На ней ручка управления, педали торчат поперек, чашка фанерного сиденья.
   Минов пригласил:
   — Садитесь, Яша, вы еще можете полюбить планеризм, — сам расправлял привязные ремни.
   Мошковский сел, не моргнув глазом. Попробовал управление, рассматривая свои ноги на педалях. Впереди воздух. Более рельефно сапоги не представлялись ему еще ни в одной кабине.
   — Мне как-то неловко, — изобразил он на лице смущение, — накиньте что-нибудь...
   Надвинули обтекатель. Мошковский сказал Минову:
   — Первый раз без парашюта... Ой, чему вы меня учили?..
   Планеристы побежали под гору, становясь на амортизатор.
   Минов наклонился, сам инструктировал пилота. Из-под склона мы видели крыло, перед ним лицо Яши и плечи.
   Через минуту раздалась команда:
   — Старт!.. — И планер взлетел.
   Это был самый короткий полет Яши Мошковского. Может быть, здесь сказалась его недооценка безмоторного летания.
   Он слишком поторопился, набирая высоту.
   Мы видели, как планер почти застыл на месте. Потом Яша сделал попытку развернуться вдоль склона, и планер, потеряв окончательно скорость, повалился на крыло.
   Когда нос аппарата стал зловеще опускаться, все оцепенели.
   Планер крутанул нечто похожее на полувиток штопора или спирали и рухнул на склон.
   Как говорят, раздался характерный треск. Кто был на старте, стремглав бросились к планеру.
   Яша не получил даже заметных ссадин. В этом смысле все кончилось очень удачно.
   Несколько смущенный, он тут же уехал. Говорили, что был проездом из дома отдыха. Заскочил в гости к Минову.
   Справедливости ради хочу заметить, что это далеко не единственный случай, когда опытный летчик не справился с первого раза с парением. Такой же срыв там же, на южном склоне Узун-Сырта, пережил, например, известный полярный летчик Сырокваша. И тоже не скрыл от нас смущенной обиды на планер.

<< Парад «Бытовая травма» >>